Кроме того, походя утверждают, что Моор не только использовал свои международные связи в интересах Германии и Австро-Венгрии (в чем не может быть никакого сомнения), но даже, что он просто работал в качестве платного агента (доверенного лица) немецкой и австро-венгерской службы новостей. Это означает, что ему приписывается оплачиваемая работа в интересах империалистической Германии, предательство социализма, т. е. неблагородные и эгоистические мотивы. Как пишет Борис Николаевский, это подводит нас к самому острому вопросу в истории того времени, а именно, к вопросу о "подкупе большевиков немцами".
Не имея здесь возможности принципиально рассматривать этот вопрос, нужно в отношении Карла Моора четко отделить друг от друга две проблемы. Во-первых, возникает вопрос, действительно ли Моор работал в интересах Германии, а если да, то по каким мотивам. Во-вторых, следовало бы выяснить, предал ли он тем самым свои социалистические и даже большевистские убеждения.
Нет никакого сомнения в его сотрудничестве с немцами во время I мировой войны. Об этом знали и швейцарцы, что ясно из уже цитированного опровержения члена Федерального совета Шультеса21. Когда Густав Майер, историк немецкого рабочего движения, в мае 1917 г. прибыл в Стокгольм, чтобы с санкции ведущих представителей правительства Германии наблюдать за подготовкой и ходом социалистического конгресса и сообщать о нем, он делал это и как немецкий патриот, и как член социалистического Интернационала. Ему не надо было ни продаваться, ни изображать агента или предателя. Скорее, его поездка в Стокгольм была для него единственной возможностью поспособствовать установлению мира между всеми народами в соответствии с его политическими убеждениями. Карл Моор, которого он там встретил вместе с помощником немецкого военного атташе в Берне д-ром Вальтером Нассе, находился в принципе в той же ситуации. У него тоже было сильное немецкое национальное чувство, как, впрочем, и сильные симпатии к Австрии, и он пытался привести это в соответствие со своими решительными социалистическими убеждениями.
Так как не имеется сообщений Моора из Стокгольма немецким властям, то представляется очень познавательным обзор соответствующих связей Моора с представителями австро-венгерской миссии в Берне. И в том, и в другом случае связь поддерживалась через военных атташе, в германском случае через упомянутого Нассе, в австро-венгерском - через барона Геннета, прикомандированного к военному атташе полковнику фон Айнему (von Einem). При этом можно с уверенностью предположить, что решающую роль в этом сыграли его родственные отношения с офицерами и дипломатами обеих стран. Во всяком случае, кажется, для Карла Моора, как и для Густава Майера и для многих других социал-демократов, начало русской революции и решение Международного Социалистического Бюро о созыве Стокгольмской конференции означало наступление подходящего момента для установления всеобщего мира между народами, сохраняющего существование Германии и Дунайской монархии, путем переговоров. Все, к чему стремился Моор, - проведение переговоров с австрийскими и венгерскими социалистами и информирование миссии в Берне о ходе переговоров в Стокгольме. Его августовский промежуточный отчет об обстановке в Стокгольме однозначно показывает необоснованность упреков, будто бы Моор был платным агентом. Скорее, этот отчет проясняет его четкую политическую концепцию, с помощью которой он надеялся убедить венские государственные инстанции. Сравнение с сообщениями, которые привез из Стокгольма и предъявил в Берлине Густав Майер (он опубликовал их in extenso в своих воспоминаниях) показывает совпадение в политических позициях и в поведении обоих лиц.