Когда живые игрушки надоедали Фейри, их просто выбрасывали обратно в мир людей. Таким образом формально Договор не нарушался: Фейри не убивали людей. Я задумалась над тем, сколько же таких «зверюшек» закончило свои дни в сумасшедшем доме или использовалось по прямому назначению до самой смерти.
Мальчик слушал все, что говорилось вокруг, и записывал услышанное. Он знал, что у при-йа не было надежды, поскольку ничто не могло освободить их от одержимости, и догадывался, что впереди его ждет то же самое. Мальчик понимал, что не спасется, но все еще надеялся, что его записи смогут кому-нибудь помочь, смогут предупредить его народ. (Он не знал, что в мире людей прошло много столетий и если бы он вышел из мира Фейри, то не узнал бы его.) Он просто надеялся, что эти записи смогут спасти людей и, возможно, помогут отомстить его безжалостным мучителям.
Дрожь ледяными иголками пробежала у меня по спине. То, что план сработал, означало, что этот мальчик давно мертв. И, как он и надеялся, его записи оказались в мире людей вместе с ним, попали в руки ши-видящих, пережили столетия и… осели в столе у Ровены. Почему они там оказались? Легкое чтиво перед сном или она в них что-то искала?
Я взглянула на часы. Половина третьего дня. Схватив мобильный, я снова набрала номер кафедры древних языков, но там никто не брал трубку. Куда делся очаровательный «глазастик»? И где Кристиан? Захлопнув крышку ноутбука, я решила поехать туда, но в этот момент зазвонил мобильник. Это была Дэни, сообщившая, что все девушки уже в сборе, так не могла бы я поторопиться?
Сойдя по темной лестнице в полуподвальное помещение паба, я заметила семерых женщин в возрасте от двадцати до тридцати. Они ждали меня, и с ними была Дэни. Двух я узнала – они были в тот день с Мойрой. Одна – высокая сероглазая брюнетка с пронзительным взглядом, то и дело сканировавшим бар (сомневаюсь, что от нее могло бы что-то укрыться). Вторая – платиновая блондинка с темными глазами, оттененными подводкой, и накрашенными черным лаком ногтями. Она легонько раскачивалась на стуле, подчиняясь неслышному ритму. Плеер и наушники лежали перед ней на столе.
Единственным выходом из помещения была дверь, через которую я вошла, окон в пабе не было, так что комната, на мой вкус, была чересчур темной и ненавязчиво напоминала, что есть такая штука клаустрофобия. Я села на свободное место и заметила, что женщинам тут так же неуютно, как и мне: комната была слишком тускло освещена. На столе лежали пять мобильников, все дисплеи ярко светились. Рядом два ноутбука, работающие от аккумуляторов, разгоняли сумрак белым светом пустых экранов. Я едва поборола желание достать фонарики, включить их и положить на стол, внося свою долю в освещение.