Интересно, о чём думала Сэйдисс, настаивая, чтобы я пришёл сюда? И к чему эти её загадочные слова о проращивании Зёрен? Ничегошеньки я не прорастил, а если и сподобился, то все ростки давно уже загубил недополивом и недоприсмотром. Сколько их было?
Гордость и самоуверенность. С самого детства я полагал себя замечательным, неповторимым и безудержно талантливым. Возможно так оно и было, только сравнивать не с чем: мастерство Заклинателя можно оценить, если свести вместе двух любителей одной и той же стихии, тогда хоть будет ясно, кто быстрее и сноровистее. А в поединках с другими стихиями я побеждал. Как только научился сражаться, ни разу не проиграл. До той памятной схватки с Валлором... Впрочем, и сейчас не могу решить однозначно, поражение то было или победа. И с кем сражался на самом деле, тоже не могу решить. Наверное, всё же с судьбой. Благородно превратил чужой проигрыш в ничью, поплатившись за это всеми дальнейшими победами, которые... не состоялись. Долгие годы я вёл сражение, бессмысленное, кровопролитное, изматывающее, и только совсем недавно начал понимать, что нет заслуги в том, чтобы победить, и позора в том, чтобы проиграть. Есть лишь одно: честь добиться приглашения на следующий поединок. Необоснованная гордость исчезла: если и горжусь своими успехами, то совсем недолго – пока передо мной не замаячила новая задача, требующая решения. Самоуверенность? Я давно уже распрощался с ней, наблюдая, как люди вокруг быстрее и лучше справляются со многими вещами, ставящими в тупик меня. И всё же, кое-что мне тоже подвластно, так что прожитые годы не прошли зря.
Страх. По-настоящему я столкнулся с этим Зерном только в тот момент, когда понял: могу не успеть рассказать о том, что имеет значение. Вот тогда мне было страшно, да ещё как! Все предыдущие страхи показались тщедушными тенями, разлетающимися в стороны от одного плевка. Приближение собственной смерти – разве это страшно? Придётся всего лишь уйти. Пусть, теперь уже навсегда, но это только ваше личное дело, не волнующее, в сущности, никого. Разумеется, близкие будут переживать, рыдать, биться в истерике, а кого-то ваша кончина даже подвигнет на решительные и отчаянные действия, но... Всё это пройдёт. Успокоится. Утихнет. А вот гибель, грозящая всему тому, что вам дорого... Вот это страшно. Особенно если вы знаете, как отвести смертельный удар, но не успеваете никому передать свои знания. И как я только не поседел за те короткие минуты ожидания? Не умею глубоко переживать. Наверное. Может быть.
Злость и ненависть. О, как я ненавидел! Сначала беспомощность, заставлявшую заново проходить давно уже позабытый путь. Потом – собственную мать, чья чрезмерная забота о моём здоровье едва не привела к... А собственно, она и привела. К самому худшему из кошмаров, какой только может быть. Поменяться телом... Нет, поменяться жизнью с кем-то другим! Ненависть переполняла мою душу до тех пор, пока... В конце концов, я начал ненавидеть себя за своё же поведение и глупости, которые пытался творить. И как только осознал, что вся сила ненависти обрушена на меня же самого, стал остывать. Конечно, понадобилось много времени, чтобы отказаться от яростных чувств, но если родился на свет второй и последний раз, зачем торопиться уйти? Своя шкурка дороже чужой, как гласит народная мудрость. А поскольку я всё же был человеком рассудительным, хоть и взбалмошным, то смог сообразить, что лучше, а что хуже. И всю страсть ненависти перекинул на овладение знаниями и прочие труды души и рассудка.