Значительное время я был поглощен исследованием источников и дальнейшим изучением интереснейших исторических документов, пользующихся популярностью, но, к сожалению, недооцененных и известных читающей публике под названием «Тысяча и одна ночь». Некоему уважаемому ученому по имени Джеффри Уэйд недавно повезло приобрести двести рукописных листов первого перевода…
– Минутку, – прервал его я. – Давайте-ка я изложу эту часть повествования, и посмотрим, попали ли мы в десятку. Прошлым вечером вы были приглашены в музей Уэйда для изучения рукописи некоего Антуана Галланда, которую вы предполагали основательно обсудить. Правильно?
Он абсолютно не удивился. Думаю, он решил, что я пришел к этому выводу в результате дедукции, и вывалил на меня три бушеля слов, которые означали «да».
– Вы знаете Джеффри Уэйда? – спросил я. – То есть знаете ли вы его лично?
Выяснилось, что нет, не знает. Они давно переписывались, награждая друг друга комплиментами и договариваясь встретиться при первой же возможности; о назначенной встрече в музее сообщало письмо, которое Иллингуорд получил до отъезда из Эдинбурга.
– И я испытал серьезное разочарование, – продолжил Иллингуорд, чья деревянная физиономия несколько оживилась, когда мы подошли к сути дела, – когда вчера ровно в полдень я получил в гостинице телефонное сообщение от мистера Рональда Холмса, помощника и сотрудника мистера Уэйда. Выразив глубочайшее сожаление, он сказал, что мистеру Уэйду пришлось неожиданно уехать из города и таким образом в силу печальной необходимости наша встреча откладывается до более подходящего времени. Должен признаться, что был огорчен, но, откровенно говоря, не удивлен. Время от времени я получал информацию (от общих друзей, которые, как я считал, преувеличивали), что мистер Уэйд – человек с сильным и решительным, но непредсказуемым складом ума; настолько, что кое-кто мог счесть его эксцентричным. И действительно, из заслуживающих доверия источников я слышал, что, когда во время очередных чтений в Среднеазиатском обществе Британии обсуждались его взгляды, мистер Уэйд обозвал своего оппонента презрительными словами «ничтожная личность», не обращая внимания на то, что председатель собрания сэр Хэмфри Баллингер-Гор буквально побагровел.
Так что я снова не удивился, когда вчера днем в пять часов выяснилось, что он второй раз поменял свои планы. Вернувшись в гостиницу после увлекательного двухчасового знакомства с музеем Южного Кенсингтона (я счел его отнюдь не столь фривольным, как меня пытались убедить), я получил телеграмму от мистера Уэйда, которая не так давно была послана из Саутгемптона. Вот она.