Я был готов расспрашивать знатного перса и дальше, но он прервал меня, решительно и исключительно вежливо показав на дверь кураторской, куда я с самого начала и направлялся. Хотя меня не покидало чувство, что тут кроется какая-то глубокая тайна, я продолжил путь, отпустив из-за плеча несколько благодарственных реплик и завершив их на английском на тот случай, если он захочет обратиться ко мне и на этом языке, – и я был на середине зала, когда столкнулся с очередным из чудес, этой ночи. На этот раз им оказалась очаровательная юная женщина в темно-красном платье, с фасоном которого я не был знаком…
Я заметил, что вы невольно вздрогнули, сэр Герберт, при упоминании об этой женщине. Я хочу говорить без всяких обиняков, поскольку этот факт оказался исключительно важен. Прямо в центре зала высилась широкая лестница белого мрамора. По обе стороны от нее в задней стене зала были две двери, слева и справа. Направился я к левой двери, и, когда собирался ее открыть, из нее показалась юная леди в красной юбке, темноволосая юная леди, о которой я могу сказать лишь то, что она была полна очарования. Пока все, с кем мне довелось встретиться в музее, в той или иной мере выражали удивление, поэта молодая дама, казалось, была в таком рассеянном состоянии, что почти не обратила на меня внимания. Вместо этого она, повернувшись, стала подниматься по мраморной лестнице к галереям наверху и исчезла из вида. Должен заметить, что откуда-то сверху – точное место я не могу определить – доносились звуки, словно кто-то забивал гвозди в дерево. Но задумываться над этим у меня не было времени. Я стоял у подножия лестницы, и на некотором расстоянии справа от меня распахнулась дверь с надписью «Куратор». Наконец меня охватило невыразимое чувство облегчения – передо мной стоял хозяин музея.
Хотя я никогда не видел фотографий мистера Уэйда, те, кто знали его лично, обращали внимание на две особенности его облика: невысокий рост и длинные седые усы. Я был готов к встрече с человеком небольшого роста (что я и увидел) и с длинными усами (которые я тоже увидел), но для меня полной неожиданностью явились роскошные светлые бакенбарды, которые спускались ему на грудь, придавая мистеру Уэйду величественный и даже возвышенный облик. Седые волосы и такие же бакенбарды обрамляли лицо, на котором сказались следы времени, но очень живые темные глаза смерили меня взглядом с головы до ног. Откровенно говоря, и поза, и достоинство, с которым он предстал передо мной, напомнили мне короля Лира, каким его много лет назад изображал сэр Генри Ирвинг.