Вообще специально посидеть и подумать над тем, чтобы быть демонстративно сведущим в предшественниках, демонстративно благодарным, но все-таки, если так можно выразиться, демонстративно — скрытым, ненавязчивым, чтобы это тихо бросалось в глаза.
Дать сноски на всех главных авторитетов, с комментарием непременно.
Долинин, Гроссман в 30-х. Читать невыносимо больно: что и как они пишут… Но ведь это: что и как их заставляли писать… А они-то уж все-все знали.
Обязательно сказать Слово о них, об их подвиге — не будь их, не имели бы мы сейчас ни тридцатитомника, ни… В абсолютно невероятных условиях спасали, прятали, маскировали Достоевского. Поддельные документы ему выдавали. Какая-то «Красная капелла» в центре гитлеровского Берлина! И ведь не покушение готовили, а спасали — и спасли. Не подымается рука написать, не открывается рот сказать что-либо дурное о них. Наоборот, вечная им благодарность.
Вон даже Бахтина принудили (ни слова о религии, поразительные вульгаризмы социологические).
Другое дело прихвостни, циники, доносчики — Ермиловы и др., — и об этих Слово. Мой разговор с Ермиловым в Переделкино.
Еще о сносках: понятно, ужасно хочется продемонстрировать (похвастаться, попавлиньничать) свою эрудированность, свое «многознание» (Гераклит: многознание не научает уму). А это просто-напросто — тщеславие. Любой момент так называемой эрудиции должен быть употреблен только в дело, только к месту, а не для демонстрации эрудиции, т. е. — незаметно (если к делу, то и — незаметно).
Все рациональное, тобой познанное, научное, должно быть не продемонстрировано, а растворено: умному — намек, глупому — дубина не поможет.
Вообще жуткое отсутствие самосознания пишущих научно, околонаучно, художественно, околохудожественно именно в вопросе о примечаниях; даже, посмею сказать, и у Выготского, и у Бахтина, и у Лотмана (меньше всего). Происходит неосознанное смешение всех жанров. Литературоведение, искусствоведение — что это такое? Бесконечные справки о фактах? Или? Для меня это: понимание — исполнение. Все остальное — только средство. Средства не должны демонстрировать себя. Они, исполнив роль свою, должны быть спрятаны незаметно, а не демонстрируемы.
Не путать: путь к достижению цели должен быть столь же страстен и мучителен для читателя, как и для писателя.
Примечания на девять десятых пишутся после завершения книги в целом. Старая неразрешимая задача, «квадратура круга» — начинаешь писать о чем-либо… Надо ли знать все написанное до тебя и лишь после этого начинать свое? Абсолютного ответа на этот вопрос нет хотя бы потому, что кое-чего из этой прежней литературы ты не можешь не знать. И все-таки: во время своей работы лучше поменьше знать чужого. Но потом — обязательно и особо скоординироваться с этой прежней литературой. Острее замечаешь свои промахи, содержательнее радуешься своим удачам, своим точностям. В этом и будет состоять личностный пафос примечаний.