Первым, что я спросил, открыв глаза, было:
— Где я?
Слова были самыми банальными, но они почему-то вызвали у сиделки необычайное оживление. Она выскочила из палаты с воплями: "Доктор!
Доктор!", чем дала мне первую подсказку — я предположил, что нахожусь в каком-то медицинском учереждении. Второй подсказкой стало осознание того факта, что я лежу в кровати, а к моим рукам тянутся всяческие трубочки.
Кто-то склонился над моей кроватью.
— Мистер Хоуп!
У этого кого-то были маленькие черные усики и маленькие черные глаза — впрочем, сейчас глаза были широко распахнуты от удивления и радостного ожидания.
— Кто вы такой? — спросил я. — Где я?
— Я — доктор Спинальдо. Вы в больнице Доброго Самаритянина. В
Калузе, во Флориде. Вы помните, где находится Калуза?
— У меня голова болит, — пожаловался я.
— Это так и должно быть, — успокоил меня врач. — Вы помните, как вас зовут?
— Что это?
— Это больница Доброго Самаритянина в…
— В Калузе, штат Флорида. Я в курсе. Что все это значит? — повторил я свой вопрос, на этот раз более энергично. — Почему вы спрашиваете, помню ли я собственное имя?
— Вы находились в очень плохом состоянии, — сказал доктор Спинальдо.
Теперь на его лице отразилось нечто, сильно напоминающее бурную радость. Похоже было, что он может в любую секунду разрыдаться в экстазе. Неожиданно он мне понравился. И точно так же внезапно я кое-что вспомнил. Но не все.
— В меня стреляли?
— Да, — подтвердил доктор.
— Я ранен в грудь.
— Отлично!
— И еще в плечо.
— Просто замечательно!
Я никак не мог понять, чего такого отличного и замечательного он находит в довольно серьезных ранениях. Я не понял, что доктор радуется уже тому, что я это вспомнил. Он сказал, что я наконец-то проснулся.
Проблема заключалась в том, что я не помнил, чтобы я спал. Эвфемизм выпавшей из жизни недели. "Вы спали". Позже мне объяснили, что в то время, когда я находился на операционном столе, и врачи лихорадочно пытались зашить порванные кровеносные сосуды в груди, у меня остановилось сердце…
Ну, в общем, мое сердце не билось пять минут сорок секунд, что повлекло за собой кислородное голодание мозга…
Видите ли, кровь перестала поступать к мозгу.
Точнее сказать, она вообще перестала циркулировать по телу.
Короче говоря, я находился в коме семь суток, одиннадцать часов и пятнадцать минут, после чего мощным прыжком выскочил из ямы.
Надо мною склонилось другое лицо.
Знакомое.
Любимое.
— Папа… — прошептала она.
Джоанна.
Моя дочь. Голубые глаза были полны слез. Когда она наклонилась, светлые волосы упали на лицо.
— Ох, папочка…
И, не сумев больше выговорить ни слова, Джоанна уткнулась лицом мне в плечо.