— Нет, хотя отец хотел поступить именно так, брат Алоимус, — Каролина презрительно фыркнула. — Кузен забыл все заповеди Божьи и явно стал пренебрегать некоторыми из них. Однако я посчитала, что надо дать ему шанс исправиться и испросила у отца разрешения попытаться наставить кузена на путь избавления от греха. Сейчас он уже второй день проводит в посте и молитве, пытаясь испросить у Бога вразумления.
— Он в чем-то сильно согрешил?
— Я не хочу рассказывать его грехи, брат Алоимус, он сам, как осознает их получше, на исповеди Вам покается. А сейчас пусть молитвами да постом хоть немного душу к исповеди подготовит.
— Вы сумели объяснить ему необходимость того?
— Я не объясняю, — Каролина звонко расхохоталась, — я жестко контролирую подобное. Не будет стремиться совершенствовать душу, пойдет в солдаты, как поначалу отец хотел.
— Вы считаете, что можно заставить совершенствовать душу и стремиться жить по заповедям.
— А у Вас разве иное мнение, брат Алоимус?
— Нет, но мне кажется, Вы взяли на себя не совсем свои обязанности.
— Брат Алоимус, если это намек на то, что я лезу не в свое дело, и Вы можете поставить мне в вину мою попытку влиять на кузена в деле просветления его души, то будьте готовы ответить на вопрос о Вашей состоятельности как его духовника… — Каролина, обернувшись к монаху, раздраженно поморщилась. — Поэтому давайте считать, что я пекусь о его душе, как его ближайшая родственница, и вместо взаимных обвинений будем действовать сообща, дабы исправить то, что есть в нем греховного на данный момент.
— Конечно-конечно, миледи, это очень разумно. Я и не думал Вас ни в чем обвинять.
— Это радует. По-моему с меня достаточно, что я осознала недопустимость моего поведения с епископом. Удовлетворитесь этим.
— Миледи, Вы очень разумная христианка, и не мне Вас учить. Все наставления Вам даст Его преосвященство лично.
— Замечательно, — холодно обронила Каролина, посылая коня рысью, так что и монаху, чтобы не отстать, пришлось сменить шаг на рысь.
Во дворе епископа Каролина, спрыгнула с коня и, спросив у слуги, где епископ, не стала дожидаться, когда о ней доложат. Она стремительно вбежала в библиотеку, где тот работал, и повалилась перед ним на колени:
— Я так виновата, Ваше преосвященство, — выдохнула она со слезами в голосе.
Епископ поднялся и раздраженно махнул вбежавшему следом за Каролиной слуге, чтоб вышел. После чего, дождавшись, чтоб тот закрыл дверь, повернулся к Каролине и холодно спросил:
— Что случилось, дочь моя?
— О, Ваше преосвященство я так раскаиваюсь, так раскаиваюсь… — из глаз Каролины закапали слезы, она прерывисто вздохнула, — я была так скудоумна, когда посмела Вас обвинить в не должном радении к Вашему приходу и чадам духовным, вверенным Вашему попечению… не знаю даже, сумеете ли Вы простить меня… Досада на неудачу туманила мой разум, Ваше преосвященство, поэтому я и была столь дерзка… Но если Вы простите меня и позволите в будущем вместе с Вами подготовить и тщательно продумать план уничтожения этой богомерзкой твари, я даже не знаю, сколь признательна буду Вам…