— Так Вы поняли необоснованность Ваших обвинений?
— Да! Брат Алоимус открыл мне глаза. Я поняла, сколь велика была ваша забота обо мне… — Каролина сжала руками руку епископа и, прижав ее к своей груди, вскинула на него свои большие выразительные глаза: — Вы чувствуете, как бьется мое сердце? Его переполняют раскаяние и желание загладить свою вину… Ваше преосвященство, Вы простите меня?
Епископ заглянул ей прямо в глаза и утонул в бездонной зелени ее глаз. Он ощущал пальцами нежную девичью кожу, видел, как взволнованное вздымается грудь юной герцогини, чувствовал ее прерывистое дыхание и возбужденный стук ее сердца. Голова его закружилась, и он, нервно облизнув губы, осторожно высвободил руку:
— Конечно, если Ваше раскаяние искреннее, то я прощаю Вас, дочь моя.
Он осторожно отстранился и отвел взгляд, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами.
— А еще я должна спросить Вашего совета, Ваше преосвященство… — робко продолжила Каролина.
— Я весь во внимании, — епископ старался не смотреть на нее.
— Я тут решила сохранить жизнь сыну колдуна, душа которого не отравлена еще. Мне очень хочется направить мальчика на истинный путь, и заставить его открыть свою душу Господу. Вы благословите меня на это или мне казнить мальчика?
— Это тот, что сопровождал Вас ночью?
— Да. Я взяла его, чтобы проверить, как он отнесется к богомерзкой твари. Он старался помочь мне справится с оборотнем, и я поняла, что Сатана не успел отравить его душу. Поэтому и прошу благословения оставить его подле себя.
— А если не дам?
— Ваше слово я считаю словом Божьим. И если Вы не дадите благословения, я казню мальчика во славу Господа. Вы же знаете, какова я с врагами Христовыми.
В глазах Каролины плескалась открытая готовность принять любое его решение, и епископ решил проявить благодушие, к тому же сын колдуна мог оказаться хорошим аргументом в игре против юной герцогини.
— Я благословляю на то. Попытка обратить к Богу юную душу похвальна и достойна одобрения. Дерзайте, дочь моя. Только контроль в любом случае не ослабляйте… семя колдовства оно трудноискоренимо, и могло оставить ростки даже в столь юной душе.
— Я буду стараться, Ваше преосвященство, — она едва заметно кивнула, а затем испытующе посмотрела на него: — Так я могу надеяться, что Вы действительно не сердитесь на меня?
— Вы сомневаетесь в искренности моего прощения, дочь моя?
— Я не смею верить… моя вина перед Вами столь велика, — не сводящая с него пристального взгляда Каролина поднялась с колен и, вновь взяв его руку, прижала ее к губам.