— Ну, ответь…
— Ну, сильно, — рассмеялась девушка, решительно не понимая причину столь странных вопросов, насупленных взглядов и печального вида Вадима. — А что?
— Давай поженимся?
— Не сейчас…
— Третий месяц — не сейчас. А когда? Ближе к старости?
— Мне институт нужно закончить…
— Еще три года ждать?
— Можно на последнем курсе…
— Кто сказал, что можно, что нельзя?
— Вадим, что с тобой? Неужели неясно? Я раз двадцать уже объясняла…
— Объясни двадцать первый.
— Где мы жить будем?
— У меня.
— В этой конурушечке вместе с твоей теткой и братом? А потом еще Веру туда же?
— Другие живут, — насупился Вадим.
— Но я и ты — не другие. Не дуйся, посуди сам, даже если будем все вместе жить, как заниматься-то? Это ж коммуналка. А потом если еще и дети появятся? К нам переедем? Если мы пойдем против моих родителей? Мечтать не стоит. Да и не хочу я с ними отношения ломать. Они мои родители, они умнее и опытнее. Я их люблю не меньше тебя. Не разрываться же меж вами. Потерпи.
— Я им совсем не нравлюсь?
— Не то что совсем…
— Понятно, — ощетинился Вадим.
— Какой ты вредный стал и злой! Будешь букой, я тебя брошу!
— Я не вещь, между прочим, чтоб меня бросать!
— Поссориться хочешь?! Да и катись! Надоел ты мне со своим недовольством! — дернулась девушка и направилась к подъезду. Вадим хмуро посмотрел ей вслед:
— Сама катись! — прошипел в сердцах. Посидел, подумал и рванул за Ириной в подъезд. — Подожди, Ира! Постой!
Перехватил уже у дверей, сжал в объятьях, готовую оттолкнуть его девушку:
— Ну, прости, прости дурака! Я же не со зла! Прости, Ирочка! Люблю я тебя! Одна ты у меня, во всем свете одна!
Прижал к себе, шепча как заклинанья сумбурные заверенья. Но разве сам слышал, что говорит, понимал? Он лишь чувствовал, что только что мог потерять ее, и больше не хотел и капли тех чувств испытать:
— Жить без тебя не могу. Ты же одна у меня на все времена. Если ты меня бросишь, я не знаю, как жить буду. Все ведь ради тебя, для тебя… Как скажешь, так и будет, я же не против. Просто тоска без тебя. Я что угодно ради тебя сделаю, только не уходи, не жить ведь мне без тебя, не дышать, милая…
— Однолюбы нонсенс. Попал ты старик, — вальяжно рассевшись на лавке в сквере, протянул Стрельцов. — Сколько ты с Шеховой?
— Четыре года.
— И четыре года ни с одной, кроме Ирки? — поразился Александр.
— Не хочу. Да и скучно.
— Ага, ага. Тупые значит и кривые? Одна Ирина-матушка умница-рукодельница, краса писаная?
— Сейчас в лоб получишь, — предупреждающе заметил Вадим, услышав оскорбительный сарказм в голосе друга.
— Это ты легко, — хмыкнул тот. — Но не о том речь. Слушай, а как насчет: клин клином вышибают?