Обычно кот почитал великим счастьем, когда его допускали в мансарду с такими замечательными щелями и закоулками, но сегодня он не проявлял особого рвения. Возможно, потому, что большую часть ночи Сидони металась на кровати, в связи с чем бедному Томасу приходилось цепляться за покрывало, как будто он снова плыл в море.
Но Томас выспится днем. А вот она едва ли сумеет это сделать. Ночью до нее стало доходить, как сильно она недооценила маркиза Девеллина. Ее высокомерная замкнутость ни в малейшей степени его не отпугнула, и по некоей причине – то ли от скуки, то ли от сущего упрямства – маркиз, похоже, ею заинтересовался.
Она должна это изменить. Не следует возбуждать его любопытство, иначе Девеллин, возможно, примется наводить справки где-нибудь в другом месте. Он уже опрашивал слугу. Мужчины глупы и предсказуемы, недосягаемые женщины всегда кажутся им пленительными, а умные – вызывающими.
Ни бросать вызов лорду Девеллину, ни пленять его она не должна. Вместо этого нужно до слез надоесть ему.
Что не составит большого труда, ибо ни одна женщина не привлекает его внимания на сколько-нибудь продолжительный срок. Днем, решила Сидони, она вернет ему зонт, надев самое немодное платье и с тупейшим выражением лица. Будет дружелюбна, благовоспитанна и чрезвычайно скучна. Маркиз почти наверняка должен потерять к ней всякий интерес. Когда же она закончит свою глупую болтовню, Девеллин будет счастлив выпроводить ее из дома.
Пока Сидони обдумывала детали плана, в комнату вошла Джулия с кофейным подносом и заявила, что на сегодня они наметили очистить мансарду. Несколько месяцев назад Сидони продала элегантный особняк Клер в Мейфэре и перевезла свои вещи на Бедфорд-плейс, место, которое более соответствовало ее положению. Сундуки Клер до сих пор стояли в мансарде, как навязчивые призраки прошлого.
Джулия начала распаковывать старые ящики, а Томас, потерявший интерес к балкам, терся о ноги Сидони. Она взяла кота на руки, подошла к окну и невидящими глазами смотрела в небо. Томас усердно мурлыкал, но даже все его старания не помогли ей обрести покой.
Никогда в жизни Сидони не знала, как ей относиться к матери. Да, Клер любила своих детей, но любила их, словно прелестные фарфоровые безделушки, – преимущественно издали. Джорджа и Сидони воспитывали слуги, а к родителям обычно приводили, чтобы развлечь отца или умиротворить мать, когда не приезжали с визитами ее поклонники. Со временем Клер стала обращаться с Джорджем… почти как с равным. Она безумно любила его, советовалась с ним, прочила ему великое будущее.