Потому, Гвай и его небольшой отряд некогда получили заказ от ронинского эрла на изведение твари, приняли его, но, издалека посмотрев на чудовище, тоже возвратили Алашу аванс и отказались от дела. Уничтожить одного из самых страшных демонов Черной Бездны (или откуда он там вылезает?) человеку не по силам. А как только серебристо-полосатый Триголов чувствует, что на него охотятся, он сам начинает охоту. И никогда не проигрывает.
Гвай привел еще один, почти несокрушимый довод, оправдывающий его отказ заниматься проклятием Ронинов. Огнедышащий пес стал легендой. Волшебной, пусть и жуткой, сказкой. Настоящей достопримечательностью герцогства. Даже самый известный на Закате сочинитель страшных баек, Стефан Король Историй, чьими рассказами зачитываются и дворяне, и простецы, описал Триголова в одной из повестей! А сказку разрушать нельзя.
Кроме того, чудище охотится только на потомков Ронина и не трогает обычных людей. По расчетам Гвайнарда многоголовая псина совершает одно убийство раз в двадцать пять лет, если не считать незадачливых охотников, которые сами напрашиваются…
Четыре человека за столетие — это несерьезно. Гораздо серьезнее «бешеный каттакан», вырезающий целые деревни. Ночные стражи трудятся ради спокойной жизни обычных людей. И только во вторую очередь — ради денег. В том –то закон и правда.
Такие дела, киммериец… Вот он, Ронинский замок!
* * *
Предки эрла Алаша выбрали для строительства родового гнезда весьма оригинальное местечко, но традиции соблюли. Квадратная каменная коробка без единой башенки воздвигалась на вершине скального выхода, поднимающегося возле пологих холмов. Скала очень высокая, около четверти лиги. И невозможно крутая.
Оригинальность состояла в окружающем пейзаже: с Заката и Полуденного заката маленькое укрепление окружали болота, поросшие мелким сосняком и худосочными березками, едва достигавшими трех локтей в высоту. Со стороны болот простиралась равнинная часть владений Ронин, а прочие части света украшались лесистыми возвышенностями, плавно перераставшими в непреодолимую стену Граскаальского хребта, украшенную по верхней кромке серебристыми шапками ледников.
Замок стоял точно на границе неосвоенных чащоб и жутковатых в своей вековой молчаливости топей.
Со стороны леса к скале прилепилась деревня. Совсем небольшая, раз в пять меньше Райдора. Ничего особенного: частокол из заостренных кверху бревен, над соломенными и дранковыми скатами вьются почти невидимые голубоватые дымки. Солнце постепенно уползает в глубины болот, отдавая миру последние красноватые лучи.