Он пошел вдоль улицы, вышел на проспект, посмотрел на высокую коробку гостиницы. Который тут час? Не определишь, солнце скрыто за тяжелыми тучами. Еще дождь пойдет. Он втянул голову в воротник кожаной куртки, засунул руки поглубже в карманы и медленно пошел по проспекту в сторону клумбы. И тут его окликнули хриплым голосом:
— Эй, парень!
Гоша вздрогнул, остановился, медленно повернулся. В подворотне стоял, прислонившись плечом к стене, высокий парень в теплой синей куртке, в потертых джинсах и стоптанных кроссовках. Изможденное лицо, усталые потухшие глаза. Узнать его было трудно, но Гоша узнал.
— Кит?! — ахнул он.
— Во как, — сказал Кит, усмехнувшись. — В последнее время меня узнают все, кому не лень. Вот только я никого не узнаю. Ты кто, парень?
— Гоша.
— Гоша. Гоша… Нет, не помню, — Кит помотал головой, достал из кармана мятую пачку сигарет, зажигалку, закурил.
— Ну как же, — сказал Гоша. — Помнишь, как я пистолет отобрал у этого, как его… у Киселя. И в гостинице двух омоновцев уложил. Ну?
— А, помню, — равнодушно сказал Кит, глубоко затягиваясь. Было видно, что он ничего не вспомнил, просто ему не хочется продолжать этот разговор. — Ты что тут делаешь?
— Да я вот… — Гоша запнулся, — пришел на Черный квартал посмотреть.
— Самоубийца, что ли? — Кит сплюнул, ощерился, и Гоша заметил, что у него не хватает двух передних зубов. — Чего на него смотреть? Смотри, не смотри, а денег это не прибавит. — Кит неприятно хохотнул. — Кстати, о деньгах. Одолжил бы немного, а? Ну хоть полтинник.
— Полтинником раньше называли пятьдесят копеек, — сказал Гоша, разглядывая его.
— Ну ты сказал! — Кит снова хохотнул. — Пятьдесят копеек. За пятьдесят копеек только помойку понюхать можно.
— А тебе зачем деньги? Нету же никого в городе?
— Ха, нету. Еще как есть!
— Слушай, Кит, — Гоша взял его за отворот куртки, — ты что, спился тут, что ли? Или колешься? Вид у тебя еще тот…
— Не, — сказал Кит и покачал головой. — Не колюсь. Не, ты чего? Колоться я бы еще стал! Я же говорю. И не пью я. — Он наклонился к самому Гошиному уху и громко прошептал:
— Я ем.
Гоша покивал с задумчивым видом, отпустил Китову куртку, потер пальцы друг о друга.
— Денег, говоришь, — сказал он с тоской. Кит ему не нравился, это был совсем другой человек, чужой и неприятный. — Скажи зачем — дам.
— Ну я же говорю! — оживился Кит, принялся жестикулировать. — Ем я. Кинзилит — слышал?
— Кинзилит? Нет, не слышал. — Гоша оглянулся, раздумывая о том, как бы отделаться от этого неприятного типа. — Наркотик такой, что ли?
— Сам ты наркотик! — Кит отлепился от стены, качнулся, прислонился обратно. — Кинзилит… Ну, это… Я же говорю, — он помахал вялыми безвольными руками. — Полтинник, а? Я отдам. Как только, так сразу. А?