– Моя остановка, – сказал он. – До завтра?
Я кивнула.
– У меня в девять одна встреча. Вернусь к одиннадцати. Номер четыреста двадцать. – Он улыбнулся и пошел прочь.
– Дэвид, – негромко позвала я, чтобы еще на минуту его удержать.
Он обернулся:
– Что?
– Ты изменился. Он снова улыбнулся:
– Ты тоже. Хотя я, как всегда, не понимаю, кто из нас изменился больше – ты или я.
Изменилась ли я за эти годы? Из всех, кто меня знает, это категорически отрицает только мой отец. Несколько лет назад ему удалось подцепить вдову с пенсией, и он переехал во Флориду. Зайдя к нам прощаться, он долго распространялся о том, что настоящую леди узнают не по одежке, и не все то золото, что блестит, что не он один выжимал из Уолтера деньги, но, известное дело, в чужом глазу соринка…
А вот Лотта уверяет, что за последние годы я стала совсем другой. Сама она почти не изменилась, только перестала ненавидеть меня, теперь она хочет со мной дружить. У нее есть дочь – Маргарет. Она на несколько месяцев младше Сьюзен. Уезжая, Лотта и ее муж часто оставляют Маргарет с нами; кроме того, Лотта регулярно приходит с ней в гости. Маргарет – единственный ребенок в семье, любит бывать у нас. Как и ее родители, она очень спокойная и не умеет шумно выражать свои чувства, но Лотта говорит, что каждое утро Маргарет спрашивает, можно ли ей пойти к нам в гости. Она обожает Энди и Филиппа, правда, днем они в школе. Маргарет и Сьюзен дружат с трех лет. Сьюзен – болтушка и заводила; когда Энди и Филиппа нет дома, она командует Маргарет и чувствует себя полноправной хозяйкой.
– Жаль, что я не родила раньше, – говорит Лотта. – Черт, почему-то больше не могу забеременеть. Знаешь, мы, наверное, подыщем квартиру поближе к вам…
Муж Лотты Эдвин работает в фирме Уолтера. Он высокий, стройный, довольно красивый, из той англосаксонской породы, в которой уродов не бывает. У него открытое, приятное, ничем не примечательное и ничего не выражающее лицо; можно провести с ним целую вечность, не подозревая, какую бурю чувств скрывает эта маска. Поэтому мне кажется, что они с Лоттой очень похожи, хотя Хелен и утверждает, что, познакомившись с ним, она потеряла к своей дочери всякое уважение.
Эдвин родился в Уилмингтоне, штат Делавэр, на родине Дюпонов – и не был Дюпоном. Потом семья, в которой не было ни одного католика, переехала в католический Бостон. Незадолго до того, как он окончил школу, его отец, инженер по профессии, получил работу на Манхэттене, и семья еще раз переехала – в Нью-Йорк. И Эдвин поступил в еврейский Сити-колледж, хотя он и не еврей. Видимо, из-за этого, да еще в силу замкнутого характера и склонности к одиночеству, он стал считать себя вечным аутсайдером. Он придерживается тех же политических взглядов, что и его теща, но Хелен труднее понять, что он такое, хотя Тома Краузе она раскусила в два счета.