Воскресенье я провела с Теей. Она уезжала через несколько дней в лагерь (и Мартин тоже), и это был последний день, который мы могли провести вдвоем. Мы поехали на Кони-Айленд и днем, прогуливаясь по набережной, наткнулись на Джерри Гликмана с компанией, но без Мартина, хотя обычно они везде бродили вместе. Пожалуй, впервые мне захотелось, чтобы Дэвид был в их дурацкой команде, тогда бы я сейчас оказалась рядом с ним, и среди общего и напускного веселья нам стало бы легко, как прежде, и мне не нужно было бы просить у него прощения.
День был жаркий, парило, и мы с Теей устали. Отвязаться от ребят нам не удалось, и мы позволили им купить нам по сосиске в тесте и проводить нас до пляжа. Боб Кросс включил портативный приемник и поймал какую-то музыку. Мы растянулись на песке, принялись за сосиски и под музыку стали слушать предназначенные для нас рассказы мальчишек об их успехах на баскетбольном поле, о школьных проделках и победах над одноклассницами. Когда музыка сменилась новостями, они начали громко выражать свое недовольство, но потом кто-то сказал: «Тише».
– А что такое?
«Коммунистические радиостанции, – говорил диктор, – сообщают о военных действиях, начавшихся после официального объявления войны в одиннадцать утра».
– Где? – шепотом спросил Джерри. – Где это?
– Черт его знает, – ответил кто-то. – Вроде в Корее.
– Никогда не слышал про такую страну, – сказал Джерри.
– Это потому, что голова у тебя не тем занята, – сказал Боб Кросс.
– Ладно, умник, – ответил Джерри. – Все-таки где же это?
– Заткнись. Дай послушать.
– Рядом с Китаем, – объяснил кто-то. – Или с Японией. Где-то там.
«…Президент Трумэн в интервью, данном сегодня у себя дома в Канзас-Сити, заверил американский народ, что мы ни с кем не воюем».
– Откуда же тогда известно, что воюем? – спросил кто-то.
Боб стал насвистывать мотивчик песенки «Мы сейчас в армии», но кто-то из ребят посоветовал ему не валять дурака. Потом они уговорили нас с Теей искупаться. Когда мы вышли из воды, солнце уже зашло и пляж опустел. Мы немного поиграли в волейбол, потом опять включили радио: передавали сообщение об отступлении северокорейской армии. Мы с Теей начали замерзать и скоро, не обращая внимания на глупые предложения погреться, поднялись и пошли домой.
Родителей дома не было. Мартин уже лежал в постели, хотя часы только что пробили восемь. Он спал или делал вид, что спит. Я включила свет и попыталась сообразить, что у меня есть из одежды и что нужно купить на лето. Оказалось, нет практически ничего. Я решила купить только самое необходимое в надежде, что Хелен Штамм не забыла о своем обещании отдать мне вещи Лотты. После этого я уснула и видела сон, который наутро не могла вспомнить: в памяти остались только Дэвид и осколки бутылок на пляже Кони-Айленда.