— Разве дело только в деньгах? — почти визгливо крикнул он. — А морду отциклевали?
— Заживет.
— Ага, заживет! Пусть и тому, кто меня саданул, милиция нервы пощекочет.
Леденцов стоял почти лицом к стене, опасаясь, что кто-нибудь из пробегавших сотрудников его узнает. Ирка заглядывала ему за плечо, пытаясь видеть глаза. Ее волосы елозили по кепке, туго надвинутой на уши, поэтому он слышал глухой звон, походивший на скребки веток по брезенту палатки.
— Боря, ты хотел со мной встречаться…
— Ну, хотел, — убавил он запала.
— Я верняков не забываю.
— Не ты ж била.
— И он не забывает. Будь мэном, возьми свою кляузу.
Теперь Леденцов распознал запах, шедший от Ирки, — нет, не срубленная древесина и не выловленная корюшка; пахло хорошим вином, заеденным, видимо, свежим огурчиком. На его деньги. Всей компанией. В Шатре.
— Боря, а?
— Как я теперь возьму, — попробовал он замяться.
— Дядька же сказал, что имеешь право. Иди, Боря, иди…
Через десять минут он вышел из дежурки, поблагодарив майора за сыгранную роль. Ирка ждала, вглядываясь в его лицо.
— Ну?
Леденцов показал бумагу, озаглавленную аршинными буквами: «Заявление о грабеже». Она читала, напряженно шевеля губами, будто складывала их по слогам. Запах древесной свежести, то есть вина с огурцом, как-то покрепчал, — может быть, от долгого шевеления губ.
— Да брось! — Леденцов разорвал заявление на клочки.
— Ты мэн, — сказала Ирка возбужденно. — Я таких уважаю.
— А я — таких, как ты, — вдохновился Леденцов, чуть было не прибавив «таких мэних» или «таких мэнш».
— Ты нам подойдешь, — решила она, зорко поводя глазами.
— Кому «вам»?
— Я тебя сведу в клевое место, — шепнула Ирка.
— Когда? — подавил он жадную радость.
— Поехали.
Еще не смеркалось, но длинные августовские тени от разномерных домов легли одна на другую, вычернив дворы, скверы и проезды. Шатер, стоявший на отшибе, освещался слабым, уже нетеплым солнцем. Леденцов непроизвольно замешкался — так бывает, когда надо прыгать в остуженную воду.
— Не дрожи. — Ирка сильно подтолкнула его.
Он вошел.
Кусты сирени как бы лежали на деревянном каркасе, построенном конусом. Вдоль стены, если только можно назвать стеной реечный скелет с приваленной зеленью, шла опоясывающая, тоже реечная скамейка, замкнутая почти в квадрат. Закатное солнце не сумело одолеть плотную листву — тут жил какой-то тлеющий сумрак; впрочем, это мог быть и сигаретный дым, стоявший густо и нешелохнуто. Но солнце все-таки находило микронные поры, отчего куполок Шатра блестел звездочками и походил на цирковой, на игрушечный.
— Привет, кроты! — запросто бросил Леденцов.