— Мэ-Мэ-Мэ, а ты был женат? — спросила вдруг Ирка, поскольку все-таки втюрилась.
— С кольцами и под Мендельсона!
— Развелся?
— Нет, не развелся.
— Умерла?
— Нет.
— А где же она? — удивилась Ирка.
— Жена была очень хорошая. Вы даже не можете представить, как я любил ее. А потом она взяла да и съела большой кусок мяса. И я, как вы догадались… Да, и под камень положил, и на камне написал…
Все, кроме Леденцова, рассмеялись. За это Мочин ощупал его своим пронырливым взглядом, добавив:
— Зачем жена? Мне достаточно, чтобы на кухне звякала тихая Крошка.
В подтверждение он притянул эту Крошку к себе так, что та легла грудью на стол, на блюдо отварного языка с зеленым горошком. Поперечная лента, стягивающая ее, задвигалась свободно, и Леденцов подумал: еще движение — и то, что лента стягивает, вывалится на блюдо.
— А любовь? — неуверенно спросила Ирка.
— Любовь? Ответь-ка Дусе, кто чаще влюбляется: мужчина или женщина?
— Всегда женщина.
— Именно. Поэтому оставим любовь для слабых.
— Ты будешь жрать? — сердито зашипела Ирка на Леденцова.
— Конечно, буду.
Он взял кусок хлеба и вонзил вилку в миногу, которая у него даже захрустела на зубах. Впрочем, могло трещать и за ушами от упоенной работы челюстей. Потому что дело идет и успех налицо, потому что пятьдесят процентов сидит и не пьет.
— Мужики, когда у вас будет, как у меня, гаражик с машиной да вот такой особнячок, то с любовью никаких проблем. Любая Крошка почтет за честь. А если подарите французские туфли с зеркальными шнурками…
— Не любая, — прошамкал Леденцов с набитым ртом и уставился на Крошку.
— Тут Дуся спросила: как это — не любая?
— Дура твоя Дуся. — Теперь Леденцов сказал чисто.
— Это кто? — удивился Мочин, показывая на него вилкой с поддетой шляпкой маринованного боровичка.
— Это Желток, — тщательно растолковал Бледный.
— И он выпендрючивается, — добавил Шиндорга.
— Может, его фотку расцветить? — предложил Бледный.
— Побереги краску! — обрезала его Ирка.
— Что он такого сказал? — удивился Артист. — Оскорбил какую-то мифическую Дусю.
— Он оскорбил мою Крошку, — уточнил Мочин. — Или не так?
— Я просто сказал, что большинство женщин признает копейку трудовую…
— А у меня она краденая?
— Ну, если ты академик…
Сделалось так тихо, что все глянули на стол, где шипела закупоренная полупустая бутылка из-под шампанского. Мочин встал как бы нехотя. Его щеки — самая бульдя — налились розовой силой и вроде бы еще обвисли. Леденцов украдкой глянул на ребят… Бледный с Шиндоргой смотрели на него пьяно и презрительно. Грэг уставился на хозяина дома и уже не походил на травоядную овечку. Ирка вертела головой—то к нему, то к Мочину.