Стив Ральфс наклонил бутылку.
— Генри, четыре года — долгий срок…
— Не спорю. Но это ничто в сравнении с вечностью. Вечность — вот настоящая комедия.
— Неужели ты всерьез рассчитывал, что тебя будут развлекать вечно?
— Почему бы и нет? С Эвелиной скучать не приходилось. Меняла платья мне в угоду по два-три раза на дню. Не пропускала ни одного книжного магазина, покупала для меня последние новинки, читала вслух добрую старую классику, сама выбирала мне галстуки, даже чистила ботинки — уж как эмансипированные подружки ее за это шпыняли! Словом, избаловала меня. Не скрою: хочу, чтобы меня и впредь окружали заботой.
— Так не бывает, Генри.
Поразмыслив, Генри Гроссбок мрачно кивнул и сделал пару глотков.
— Допустим, ты прав. Но это еще не самая большая неприятность.
— Что еще?
— Она перестала по мне плакать. Прежде лила слезы день и ночь: за завтраком — непременно, потом в два приема до обеда, потом перед ужином. Ляжет спать, выключит свет — и опять поплачет.
— Без тебя ей было тоскливо, Генри.
— А теперь тоска развеялась?
— Как говорится, время лечит старые раны.
— Нет, позволь, я не просил лечить эти раны. Меня все устраивало. Пусть бы вволю рыдала на рассвете, потом — можно вполсилы — часов этак в пять, и еще напоследок — ближе к ночи. Только нынче и этой малости не дождешься. На меня — ноль внимания.
— Это можно сравнить с медовым месяцем. Он ведь у вас с Эвелиной тоже закончился в положенный срок.
— Не скажи. Искорки вспыхивали все сорок лет.
— Но ты понимаешь, о чем я говорю?
— Медовый месяц завершился. Жизнь кончена. То, что осталось, — уже не для меня. — Тут Генри Гроссбока осенило. Он резко опустил стакан. — Погоди, не замешан ли здесь кто-то другой?
— Кто-то…
— …другой! Нет ли у нее?…
— Да хоть бы и есть?
— Как она посмела?!
— Прошло четыре года, Генри, целых четыре года. Но она… поверь, у нее никого нет. Она до конца своих дней останется вдовой.
— Похоже на правду. Хорошо, что для начала я наведался к тебе. Ты меня вразумил. Стало быть, она по-прежнему одинока и… нет, постой. Почему же она больше не плачет — ни ночью, ни утром?
— Только не делай вид, будто ты рассчитывал на неиссякаемый фонтан слез.
— Черт побери, мне этого очень недостает. Должна же у человека быть какая-то отдушина!
— Разве у тебя нет друзей… среди?.. — Стив Ральфс смутился, покраснел и добавил виски в оба стакана.
— Ты хотел сказать — «среди покойников»? От них толку не добьешься. Зануды. Словом перемолвиться не с кем.
— А ведь ты был бесподобным рассказчиком, Генри.
— Почему «был»? Я таким и остался, разве нет? А ты — самый благодарный слушатель.