— Леонард Дуглас! — вырвалось у него. — Я уж думаю: где его черти носят, сукина сына?
Он покраснел и осекся. Как-никак, мяснику не пристало фамильярничать с постоянными покупателями!
— Пора уже, — сказал он. — Пошли, пошли.
Втолкнув меня в кабину лифта, он не умолкал, пока мы не оказались под самой крышей, в лучшем ресторане отеля.
— Надо же, такое совпадение! Столкнулись прямо на мостовой! Кормят здесь отменно. Ага, приехали. Выходим!
Мы сели за стол.
— Люблю хорошее вино. — Мясник нежно разглядывал карту вин, как старую знакомую. — Вот потрясающая штука. «Сент-Эмильон», урожая семидесятого года. Пойдет?
— Спасибо. Я, пожалуй, закажу сухой мартини с водкой.
Мясник помрачнел.
— Но и от вина не откажусь! — поспешно заверил я.
Для начала я попросил официанта принести салат. Мясник опять нахмурился.
— После салата и мартини, — изрек он, — невозможно оценить букет вина. Извиняюсь, конечно.
— Ну что ж. — Я сдался без боя. — Салат можно оставить на потом.
Он заказал бифштекс с кровью, а я — хорошо прожаренный.
— Прошу меня простить, но мясо долго поджаривать нельзя.
— Это вам не Жанна д'Арк, — подхватил я и хохотнул.
— Неплохо сказано! Что правда, то правда, это не Жанна д'Арк!
Тут нам принесли вино. Когда бутылку откупорили, я быстро подставил свой бокал и тайно порадовался, что мартини подадут позже, а то и вовсе забудут; чтобы сгладить напряжение следующей минуты, я вдохнул аромат, покрутил бокал и пригубил хваленый «Сент-Эмильон». Мясник не сводил с меня взгляда, как домашний кот с малознакомого пса.
Прикрыв глаза, я сделал крошечный глоток и кивнул.
Малознакомый сотрапезник тоже отпил вина и кивнул.
Ничья.
Мы принялись разглядывать панораму вечерней Флоренции.
— Хотел спросить… — начал я, тяготясь молчанием. — Вам нравится флорентийская живопись?
— Картины мне как-то не по нутру, — признался он. — Вот гулять и по сторонам глазеть — это другое дело. Какие в Италии женщины! Их бы заморозить да отправить морем в наши края!
— Хм… ну… — Я прочистил горло. — А Джотто?…
— Тоску нагоняет. Уж не обессудьте. Как на мой вкус, Джотто поспешил родиться, ему бы попозже прийти в искусство. Фигуры тощие, как жерди. Мазаччо — и то получше будет. А уж Рафаэль — тот всем сто очков вперед даст! И Рубенс, конечно! Я в силу своего ремесла предпочитаю обилие плоти.
— Рубенс?
— Рубенс! — Поддев вилкой пару прозрачных ломтиков салями, Гарри Стадлер отправил их в рот и мечтательно пожевал. — Рубенс! Тут тебе и бюсты, и задницы, целые горы плоти, розовой, нежной! Прямо сердце екает при виде такого богатства. Каждая женщина — как перина: прыгай на нее, заройся с головой… А на кой черт нужен этот мраморный Давид? Холодный, белый, хоть бы фиговым листочком прикрылся! Нет, мне подавай сочность, свежесть, да побольше мяса, а не сухие кости. Эй, да вы ничего не едите!