Охота на последнего дикого мужчину (Валвей) - страница 4

Эмоциональное напряжение спадает, и мы устраиваемся на диване, как два давних любовника, которые только что помирились и собираются провести перед телевизором еще один скучный вечер. Я испытываю некоторое облегчение, потому что мне уже не нужно обнимать сестру, но в то же время остается легкая ностальгия по ее родным рукам и теплу ее тела.

Мы смотрим вдвоем телевизор, до предела убавив звук, чтобы не разбудить девочку, которая во время сиесты спит в одной из двух спален на этом же этаже. Только что закончился фильм «Рожденный 4 июля»,[1] за сюжетом которого мы едва следили, занятые нашей собственной драмой, однако, если честно, мне было страшно представить, что Том Круз лишился своего члена.

Лично мне никогда не нравился Виктор, муж Гадор. Меня всегда раздражала его слишком прилизанная прическа и манера бросать косые взгляды, что для него так же характерно, как для других привычка моргать. А теперь, после разговора с сестрой, у меня возникло противоречивое чувство: с одной стороны, не переставало удивлять разнообразие биологических видов, а с другой, утешала мысль об Апокалипсисе, который положит конец всему этому и после которого будет создано новое Небо и новая Земля.

– Самое мерзкое, – вновь вступает в разговор сестра, – что он ужасно скупой. Ты просто не представляешь! Не знаю, на что он тратит деньги – я их почти не вижу. Помнишь, он работал на предприятии, которое принадлежало тому типу с «ягуаром»: у него еще была связь с Хосефой из рыбной лавки. Это была строительная компания. Дела у них шли неплохо, и мой Виктор работал там почти целый год. Когда закончился контракт, ему стали выплачивать пособие по безработице, а эта старая хищница, его мать, каждый месяц тянула из него деньги. Боже! Вот мы, к примеру, отправляемся в супермаркет, конечно, вдвоем, потому что он желает держать под контролем все расходы. Он всегда заставляет меня покупать пиво, которое напоминает козлиную мочу. «Купи его, цена хорошая, – говорит он мне, – другое не бери. Это стоит двадцать за упаковку». «Двадцать песет за упаковку? – переспрашиваю я, почти плача. – Интересно, где его разливают, в проклятом Чернобыле?»

– В конце концов, это его проблема. По-моему, он из тех, у кого на том месте, где у человека должна быть голова, задница, – подзуживаю я. – Но ты не волнуйся. Собери вещи и поехали домой.

– Я никогда не могла выпить приличное пиво или заказать пиццу по телефону. У меня даже нет телефона! А у него, конечно, свой мобильный. Естественно. Он всегда у него на поясе, как будто его приклеили суперклеем или чем-то таким, потому что его никак не отлепить от этого гада, как нарост на коже. Я его спрашиваю, зачем ему мобильный телефон, если он без работы и мы с трудом сводим концы с концами. Я даже не умею им пользоваться, но Виктор отвечает, что зато его всегда можно найти и что так надо. Честное слово, так во всем. За все те годы, что я была замужем, я не купила себе приличные трусы или хороший крем для лица, – все только у негров на дешевом рынке. – Она указывает на балкон, откуда сквозь толстые и безвкусные занавески кремового цвета пробивается мягкий свет. – Вон герани на балконе, черт, посмотри на них, они поникли, как будто собираются броситься вниз, а все потому, что этот недоносок не захотел купить удобрения. Он даже договорился до того, что согласен сам испражняться на них, так как все, что им необходимо для здорового роста, – это время от времени немного дерьма.