– Вот вам и священный сосуд, – фыркнул вечером Агравейн. – Вы что, не поняли, что отпрыск этого ханжи, Ланселота, решил заработать на подделке.
Я была в кладовой зала и пополняла запасы свечей, но оркнеец говорил совершенно свободно, явно не зная, что я так близко. Из всех сыновей Моргаузы он казался самым трудным человеком, жестоким и хитрым одновременно, и я никогда не могла с ним ладить.
– Я больше склонен верить Борсу, чем этому святоше, – заметил Гавейн. – Борс кристально честен и не привык врать.
– Не знаю. – Агравейн поигрывал кинжалом: то легко выдергивал его из-за пояса, то крутил пальцами, то засовывал обратно. Как большинство рыцарей, он редко сидел спокойно, всегда оттачивая свое военное мастерство. – Он ведь сам племянник Ланселота. И наговорит что угодно, чтобы ради отца этот пустой и надутый парень выглядел поприличнее. Знаете, – он понизил голос, – я не верю этому бретонцу. Вы никогда не думали, что, если бы не защитник королевы, мы были бы намного ближе к Артуру?
– Глупости, – объявил Гарет, поднимаясь, как сторожевая собака, на защиту хозяина.
– Кроме того, – добавил Гавейн, – Ланс переехал жить в Нортумбрию. Обвинять человека, которого здесь нет – не делает тебе чести. На твоем месте я бы думал, как лучше служить королю, а не марать репутацию соратника.
Милый Гавейн. Я вернулась к работе, радуясь тому, что он своей крепкой рукой успокоил ненадежного брата.
На следующей неделе дороги открылись полностью, и королевские гонцы со всех сторон ринулись к нам с новостями. Народ не бунтовал, кое-где жаловались, а кое-где появились проблески надежды. Увейн очистил северные подступы к Нортумбрии от саксов и сообщал, что построил, новые здания в Тирлингсе и Яверинге. Он приглашал, если сможем, посетить его летом. Артур прочитал послание вслух, и его бровь поднялась.
– Наверное, стоит воспользоваться случаем и укрепить наши связи, – предположила я, и Артур кивнул.
– Поедем летом его проведать после того, как переведем двор в Карлайл. – Мое сердце забилось: я давно уже не была дома, а год, когда мы ездили в Регед, всегда выдавался хорошим. Кроме того, оттуда было гораздо ближе до Джойс Гарда.
Внезапно на третьей неделе мая из Карбоника приехал Персиваль. Как обычно, он появился, когда мы обедали, и Лукан воспользовался случаем, чтобы торжественно объявить о его прибытии.
Младший сын Пеллинора спокойно пересек круг и преклонил колено перед Артуром. На голове его по-прежнему буйно вились кудри, а глаза лихорадочно блестели, как перед началом испытания. Но в остальном ему, кажется, удалось справиться со своей неуемной энергией. Я размышляла: успокоило ли его время, или новая манера стала следствием какого-нибудь мучительного опыта.