— Она всегда была импульсивна. — На лице Сиббера ничего не отразилось. — Она отправилась предаваться определенным утехам с этим юнцом. Но когда схлынет первая волна страсти, она вернется, поджав хвост и желая получить назад все свои роли. Подобные женщины всегда так поступают.
— И она на какое-то время примирится с Рейкуэллом?
— Если он швыряет деньгами так, как на празднике в «Причуде», то почему нет?
— Ваше преподобие Фарквар, вы, должно быть, встречались с благородным лордом.
Священник поднял на графиню глаза.
— С чего вы взяли?
— Когда мы с вами виделись в последний раз, он сидел в Бошампской башне.
— Ах этот! Из шайки титиров. Нет. Но разумеется, мне рассказывали о нем господа йомены.
— Как вы думаете, мог ли он каким-то образом сбежать из Тауэра в ту ночь, когда Лампоне читал свою лекцию о Страстях?
— Сбежать! — Священник покраснел. — Когда там стража, подъемные решетки, рвы и львы? Не думаю. — Он нахмурился, прикидывая. — А если этот парень сбежал, зачем возвращаться в Тауэр? С его деньгами он мог сесть на ночное суденышко, идущее до Франции, и к рассвету быть в безопасности. — Священник взял одну из Сибберовых страниц. — Мне нравится эта строчка, — сказал он, сдавленно посмеиваясь. — «Прощайте, принцы, похоронный звон по вам — он слаще музыки моим ушам».
— Льщу себя надеждой, что умею заставить фразу заиграть новыми гранями, ваше преподобие. — Сиббер обмакнул перо в чернильницу. — Мне нужно работать, графиня. Мы писатели! Вы же знакомы с нашей кухней. Особенно в моем случае, когда на меня свалилось это дополнительное бремя — играть в труппе, в которой за одну неделю пришлось заменить двух ведущих актрис и над которой висит угроза закрытия, исходящая от алчущего доходов филистера.
Графиня вернулась в артистическое фойе. Актеры находились здесь всю ночь. Кроме того, было очевидно, что никто из них даже не знает о смерти Ребекки. Но если она не ошибается, у Сиббера, бесспорно, имеются какие-то связи с малоприятным лордом Рейкуэллом.
Графиня и Элпью решили поговорить с книготорговцем, прежде чем подняться наверх и обследовать квартиру Ребекки. В конце концов эта угрюмая Сара все равно сунет свой нос во все углы.
Над дверью магазина раскачивалась под порывами ветра вывеска «Медная змея». Внутри было темно и пыльно, книги стояли на полках вдоль стен, лежали стопками на полу.
— Чем могу служить? — Хозяин оторвался от газеты.
— Мы ищем Ребекку Монтегю.
— А, это наверху.
— Да нет. Она не явилась в театр...
— Ах да, я же только что прочитал. — Он порылся на столе и выхватил экземпляр «Глашатая». — Сбежала с каким-то типом. — Книгопродавец бросил взгляд на женщин. — Прошу меня простить. Я не всегда покупаю этот листок, но иногда, знаете ли, так приятно приправить свой завтрак каким-нибудь скандальчиком. А где искать скандал, как не в «Глашатае». — Он положил газету. — Если говорить о профессиональной стороне дела, то я часто думаю, что принял неверное решение. Эти книги не расходятся, как раньше. «Максимы» де Ларошфуко и «Мемуары» мадам д'Олнуа расхватывали как горячие пирожки, и даже поэзию и пьесы мистера Ли и мистера Драйдена сметали с полок быстрее ветра. Но теперь я дошел до того, что запасаюсь старыми книгами по самосовершенствованию и шарлатанскими брошюрами типа «Откроем кладовку хозяйки; рекомендации по правильному питанию семьи и созданию уютного домашнего очага», «Волшебные способы ухода за вашим садом», «Загадки таинственной болезни». Только они и продаются, причем с бешеной скоростью. Они и газеты. — Он похлопал по «Глашатаю». — Да, газеты. Нравится вам это или нет, но книги умерли, и будущее за газетами.