По улице идет девушка в ярко—красной куртке. Куртка переливается красным цветом, она не просто красная, а какая—то нахально красная, вызывающе—красная, очень красная, краснее всего на этой улице. Я еду в автобусе, надо мной и автобусом изо всех сил гнут лохматые головы зеленые ивы, а может быть, липы, их зеленые волосы развеваются ветром, а по улице идет девушка в ярко—красной куртке. Я смотрю на девушку и не могу перестать смотреть. Автобус едет небыстро, а девушка идет изо всех сил, она спешит, и поэтому ярко—красная куртка спешит среди зеленых волос деревьев одновременно с моим автобусом — я смотрю на девушку и понимаю, что она — это я.
Она — это я, потому что для меня это единственный способ не расставаться с ней сейчас навсегда. Если она — это не я, значит, мы сейчас разминемся, она уйдет, исчезнет среди деревьев и ее ярко—красная куртка достанется вовсе не мне. На это я пойти не могу, а у меня меня никогда не было такой красной куртки. У меня меня никогда не было такой красной куртки, а у нее — есть, поэтому она — это я. «Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри» — напеваю я себе под нос и спешу, в своей красной куртке вниз по улице вдоль деревьев. Куда я иду?
Куда я иду, напевая в своей красной куртке? Ну куда? К мужику, конечно, куда еще ходят в таких красных куртках. Я иду к мужику и предвкушаю, как сейчас закачу ему скандал. Почему? А разве нужна причина? На мне надета ярко—красная куртка, и в руке у меня сумка, которой я размахиваю, как флагом «Веселый Роджер». Сейчас я ворвусь к моему мужику и закачу ему скандал. Потому, например, что вчера он сообщил мне, что работает допоздна, а тем временем моя подруга видела его в кино. С бабой. Да—да, в кино. Да—да, с бабой. Я одеваю ярко—красную куртку и иду напевая.
Зеленые волосы деревьев гнутся и плещутся, я иду вниз по зеленой улице, иду, иду и наконец, дохожу. В дверь не звоню, у меня ключ, поднимаюсь по лестнице, от второй двери тоже ключ, отпираю, звук плещущейся воды, отлично, он в ванной, сейчас мы ему устроим, я снимаю свою ярко—красную куртку, кидаю ее на кресло, кидаю себя на другое кресло и прислушиваюсь к звуку бегущей воды. На улице холодно, а шла я долго, поэтому мне бы сейчас очень хотелось принять горячий душ, знаете, как это приятно — горячий душ на холодное с улицы тело, ужасно нравится. Но душ занят. В душе — мой мужик, тот, к которому я пришла, он плещется там в душе под горячей водой и думает, что он — это он, но я—то знаю, что он — это я. Я замерзла, и мне хочется быстро под воду, а он там, под водой, и поэтому он — это я. «Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри», — напеваю я негромко, изо всех сил намыливая мочалкой подмышки. Я стою под горячим душем и млею, потому что я недавно проснулся, а нет ничего лучше, когда ты недавно проснулся, чем горячий душ.