Старик сидел в углу возле порушенного свадебного пирога, сложив скрюченные артритом руки на набалдашнике трости. Одна дужка его темных очков была обмотана черной изоляционной лентой. Возле него стояли две пустые бутылки из-под пива и еще одна, недопитая. Он всмотрелся в лицо Джонни.
– Ты сын Герберта?
– Да, сэр.
Еще более пристальный взгляд. Затем Гектор Маркстоун сказал:
– Ты плохо выглядишь, мальчик.
– Это, наверно, оттого, что я допоздна работаю.
– Тебе надо попить что-нибудь тонизирующее. Чтобы прийти в норму.
– Вы участвовали в первой мировой войне? – спросил Джонни.
К синему саржевому пиджаку старика были приколоты медали, в том числе французский Военный крест.
– А как же, – просветлел Маркстоун. – Служил под командованием Джека Першинга. Американский экспедиционный корпус. Семнадцатый-восемнадцатый год. Прошли огонь и воду. И по грязи топали, и дерьмо лопали. Белло Вуд[31], мой мальчик, Белло Вуд. Для многих сейчас это просто название из учебника истории. А я там был. Я видел, как там умирали. И по грязи топали, и дерьмо лопали, и кости свои разбрасывали по полю.
– Чарлина говорила, что ваш сын… ее брат…
– Бадди? Да, был бы сейчас тебе вроде дядюшки. Любили ли мы своего мальчика? Как не любить. При рождении ему дали имя Джо, но все его звали Бадди. Как получила мать Чарли ту телеграмму, так начала таять на глазах.
– Его убили на войне?
– Убили, – не сразу ответил старик. – Сент-Лу, сорок четвертый год. Не так уж далеко от Белло Вуд – по тамошним, конечно, понятиям. Угодил под нацистскую пулю.
– Я тут пишу статью, – сказал Джонни, еще больше хмелея при мысли о том, как ловко он направил разговор в интересующее его русло. – Надеюсь продать ее в «Атлантик» или «Харперс»…
– Ты писатель? – Стекла зеркальных очков блеснули; Джонни явно пробудил его любопытство.
– Начинающий, – сказал Джонни. Он уже сожалел о своей разговорчивости. Да, я писатель. Пишу по ночам. – В общем, статья будет о Гитлере.
– О Гитлере? Что о Гитлере?
– Видите ли… предположим… предположим, что вы сели в машину времени и вернулись в тридцать второй год. В Германию. И предположим, вы встречаете Гитлера. Вы убьете его или оставите в живых?
Темные очки старика приблизились к самому лицу Джонни. С Джонни сразу слетел весь хмель, и куда-то девались и разговорчивость, и умные мысли. Все теперь зависело от того, что ему ответит этот старик!
– Ты не шутишь, сынок?
– Нет, не шучу.
Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости, запустил в карман брюк и бесконечно долго там рылся. Наконец он вынул ее. В руке оказался складной нож с костяной рукоятью, отполировавшейся и пожелтевшей за много лет. Тут заработала другая рука, которой старик с осторожностью, отличающей артритиков, стал раскрывать нож. Лезвие коварно блеснуло в лучах яркого света. Этот нож проделал путь во Францию в 1917 году вместе с мальчишкой, вступившим в армию таких же мальчишек, которым не терпелось дать по рукам грязному бошу, коловшему штыком детей и насиловавшему монахинь, и показать этим французикам, как надо воевать. Тех мальчишек косили из пулеметов, их валила дизентерия и инфлюэнца, они наглотались горчичного газа и фосгена, они выходили из-под огня у Белло Вуд, оборванные и обезумевшие от страха, будто столкнулись нос к носу с самим дьяволом. И все это оказалось напрасным. Оказалось, что все надо начинать сначала.