Когда ведущий начал рассказывать про полицейскую собаку, нашедшую четыреста фунтов марихуаны, Вейзак ненадолго вышел и, вернувшись, сообщил, что еще до окончания репортажа больничные телефоны разрывались от звонков людей, желавших поговорить с Джоном Смитом. Несколькими минутами позже появилась сестра с лекарствами, и Джонни убедился, что Сэм спускался к медсестрам не только затем, чтобы разузнать о реакции телезрителей.
В это мгновение зазвонил телефон. Вейзак едва слышно выругался.
– Я же им сказал, чтобы не соединяли. Не отвечайте, Джон. Я…
Но Джонни уже взял трубку. Послушал немного, затем кивнул:
– Да, совершенно верно. – Он прикрыл рукой микрофон. – Это отец, – сказал Джон и открыл микрофон. – Привет, папа. Ты, конечно… – Он вслушался. Легкая улыбка слетела с губ и сменилась выражением ужаса. Джонни беззвучно зашевелил губами.
– Джон, что случилось? – резко спросил Вейзак.
– Хорошо, папа, – сказал Джон почти шепотом. – Да. Камберлендская терапевтическая. Я знаю, где это. Возле Иерусалимского пустыря. Хорошо. Да. Папа…
Голос его сорвался. В глазах слез не было, но они блестели.
– Я знаю, папа. Я тоже люблю тебя. Да, ужасно.
Послушал.
– Да. Да, это было, – сказал Джонни. – До скорого, папа. Да. До свидания.
Он повесил трубку, закрыл глаза ладонями.
– Джонни? – Сэм нагнулся и осторожно отвел одну его руку. – Что-нибудь с вашей матерью?
– Да. Мать.
– Инфаркт?
– Инсульт, – сказал Джонни, и Сэм Вейзак сочувственно присвистнул. – Они смотрели новости… никто из них не ожидал… и вдруг увидели меня… тут ее хватил удар. Боже. Она в больнице. Теперь, если что случится с отцом, он будет третьей жертвой, – Джонни истерически засмеялся, переводя диковатый взгляд с Сэма на сестру и обратно. – Вот это дар! Всем бы такой. – Снова смешок, похожий на вскрик.
– Как она?
– Он не знает. – Джонни спустил босые ноги на пол. Он был в больничном халате.
– Вы соображаете, что делаете? – спросил отрывисто Сэм.
– А что такое?
Джонни встал, и сначала казалось, что сейчас Сэм толкнет его назад в кровать. Но он только наблюдал, как Джонни ковыляет к гардеробу.
– Не смешите меня. Вам еще нельзя, Джон.
Не стесняясь сестры – один бог знает, сколько раз они видели его голый зад, – Джонни сбросил халат. Под коленками начинались толстые, крученые швы, исчезающие в слабо обозначенных икрах. Он порылся в шкафу и вытащил белую рубашку и джинсы – те самые, что были на нем во время пресс-конференции.
– Джон, я категорически запрещаю. Как ваш врач и друг. Говорю вам, это безумие.
– Запрещайте сколько угодно, но я еду, – сказал Джонни. Он начал одеваться. На лице появилось то выражение отрешенной озабоченности, которое Сэм связывал с его трансами. Сестра ахнула.