Он удовлетворенно улыбнулся.
– Et voilà.
Они сняли маленький живописный кирпичный домик в Хендерсон Плейс, небольшом квартальчике неподалеку от Восемьдесят Шестой улицы, Ист-Энд Авеню и Карл Шурц Парк, прелестного парка. Благодаря реке Ист Ривер в дальнем конце парка воздух в Хендерсон Плейс был свежим, чистым, и все дышало миром и покоем. Поблизости стояли приветливые жилые кварталы.
– Они построены в стиле английской королевы Анны, – рассказал им Зелеев. – Сначала было двадцать четыре дома, соединенных друг с другом, но осталось лишь несколько. Их только нужно немного подновить. К сожалению, вам придется спускаться вниз на пять ступенек.
– Только пять ступенек, – улыбнулся Антуан. – После четырех пролетов это просто ничто, да и потом, Это будет для меня прекрасной тренировкой.
В зеленых глазах русского заплясали огоньки.
– Если вам нужна тренировка, mon ami, вам нужно пойти как-нибудь со мной в гимнастический зал.
– Вы ходите в гимнастический зал? – спросила Мадлен.
– А как иначе бы я поддерживал себя в форме? – Зелеев пожал плечами. – Всю жизнь мне нравилось держать себя в форме, быть ловким и сильным. И нельзя делать передышек.
Антуан опять улыбнулся.
– Думаю, пройдет еще какое-то время, прежде чем я буду готов присоединиться к вам, Константин.
– Совсем необязательно, mon ami.
– Сколько ему лет? – спросил Антуан Мадлен после того, как русский ушел, и они остались одни.
– Я не знаю точно, – Мадлен задумалась. – Я никогда не думаю о возрасте, когда вспоминаю Константина. По-моему, он человек без возраста. Время над ним не властно.
– Он обожает тебя, – сказал Антуан. – Боготворит.
– Он ко мне добр и привязан, я знаю.
– Больше, чем просто привязан.
– Ты так думаешь?
В их распоряжении был нижний этаж, только с одной спальней, маленькой жилой комнатой, крошечной кухней и еще более крошечной ванной комнатой. Удобства отеля уже стали сладким далеким сном, но все равно квартирка была роскошной по сравнению с тем, как они жили на рю Жакоб. В их первый полдень Мадлен оставила Антуана дома с книжкой, взяла с собой Валентина на Йорк Авеню, а потом прошлась по магазинам на Первой Авеню, охотясь за тем, чего вдруг неодолимо захотелось: за патефоном и пластинками. К наступлению темноты они чувствовали себя уже почти как дома. Маленький холодильник был полон едой. Валентин посапывал в своей кроватке в спальне. В жилой комнате стоял уютный аромат жареных цыплят с эстрагоном, мешавшийся с запахом сигарет Антуана. И Мадлен пела в унисон пластинке Кармайкла.
На десять часов утра назавтра было назначено первое посещение Антуаном медицинского центра. Оба они все еще присматривались к Нью-Йорку, но у Мадлен было ощущение правильности их выбора – похожее на то, какое она испытала, приехав в Париж. Нью-йоркцы, с которыми они уже познакомились неумного поближе, были добрыми и куда более терпеливыми к незнанию их языка, чем большинство парижан с иностранцами. Невысказанная тревога, которую они оба поначалу ощутили в этом царстве бездушного стекла и бетона, стала понемногу таять. У них была вновь вера в интуицию, приведшую их сюда. Первоначальное разочарование, с каким они смотрели на город во время поездки в лимузине, было забыто. Если их решимость начать лечение, вера в него могли иметь какое-то значение для выздоровления Антуана, они смогут добиться огромных результатов.