Валентин проснулся с плачем в полночь, и Мадлен была в мгновение ока на ногах, взяла его из кроватки и баюкала на руках.
Он быстро успокоился и вскоре уже сладко и крепко спал.
– Он такой спокойный малыш, – сказала Мадлен, когда забралась обратно в постель. – Нам повезло.
– Моя мама говорила, что я был спокойным и уравновешенным ребенком. – Антуан прижал ее снова к себе, чтоб опять чувствовать ее рядом всей своей здоровой половиной.
– Он – такой же необыкновенный, как и ты – во всем, – улыбнулась Мадлен.
– Pauvre petit,[90] – посочувствовал Антуан.
– Счастливый мальчик, – сказала она.
– И мужчина, я надеюсь.
Они опять стали близки, и это была самая сладкая, нежнейшая, чистейшая близость, какая у них только была, И они улыбались в темноте, глядя в глаза друг другу и ощущая безмятежное спокойствие, надежду и радость. А потом они уснули, и тела их по-прежнему касались друг друга, теплые и счастливые.
* * *
Когда она проснулась около семи утра, еще до звонка будильника, даже раньше Валентина, Мадлен испугало то, насколько холодной была кожа ее мужа по сравнению с ее. И несколько мгновений она лежала неподвижно, едва дыша. Слушая. Чувствуя. Ожидая.
И она уже знала.
Она повернулась, очень медленно, чтобы взглянуть ему в лицо. Солнечный свет ласкал его темные разметавшиеся волосы. Он выглядел совсем таким же, как вчера, перед тем, когда она закрыла глаза. Но бесконечно спокойным и умиротворенным.
Мадлен посмотрела туда, где все еще спал Валентин, ни о чем не подозревая, и каким-то нечеловеческим усилием воли нашла в себе силы подавить рвущийся наружу крик горя и муки, и с губ ее не слетело ни звука. Легкая, словно плывущее само по себе маленькое облако, мысль промелькнула в ее голове – она может просто положить подушку на личико их сына и дать ему уснуть навсегда в вечном неведении, прежде чем сама возьмет снотворное Антуана и покончит счеты со своей собственной жизнью.
Но потом Валентин тоже проснулся. Он сел в своей постельке, очень прямо, и посмотрел в упор на нее, улыбаясь утренней сонной улыбкой. Она поднесла к губам указательный палец, и он понял, и молча лег обратно в кроватку, и ждал, привыкнув не беспокоить отца.
И Мадлен легла опять в эту последнюю постель, которую ей было суждено разделить с Антуаном, и прижалась к нему, навсегда впечатывая в свое тело и сердце ощущение его тела и запаха, всего его в своей памяти. А потом, очень медленно, она встала с кровати, подняла, не видя, халат, подняла Валентина с кроватки и пошла в холл позвонить Константину.