Потом она нахмурилась.
– Вот только Гастон… ты помнишь Гастона Штрассера?
– Твоего учителя пения?
– Это было так страшно для Гастона – потому что он жил в годы нацистов. Я знаю, что он пострадал… так ужасно, но это совсем другое дело. Те люди были просто чудовищами. Подонками.
Она замолчала.
– Ты был влюблен?
Руди улыбнулся неожиданности ее вопроса.
– Только один раз, – ответил он. – Его звали Юрг, и мы встретились как раз после моего дня рождения. Девятнадцатилетия. Сейчас все кончилось, но длилось два года.
Его роман кончился, как рассказал он Мадлен, неожиданно для Руди, с помолвкой его друга с девушкой, которую одобрили его родители. Руди был больше ранен нечестностью друга, чем самим предательством, хотя гнев и помог ему пережить разрыв их отношений. Но это сделало его недоверчивым. Ему стало казаться, что многие люди просто порхают от романа к роману, не беря себе в голову, тогда как он, редко имевший друзей, так горестно влюбился.
– Наверно, это просто потому, что я такой, – сказал он сокрушенно. – Люди, которых я люблю, так много значат для меня.
– И от этого еще тяжелей, когда они бросают тебя.
– Да, – Руди кивнул. – Очень больно.
Резкое ухудшение отношений со Стефаном было, как понимал Руди, одним из главных мотивов его желания переехать в Нью-Йорк. Ему даже казалось, что он сделает жизнь Эмили в чем-то легче, оставив ее наедине с мужем. Если Мадлен согласна остаться в Америке, его перевод в Манхэттенское отделение банка будет означать одно – они наконец снова вместе.
– Я даже не знаю, что ты делаешь в банке, – сказала Мадлен.
– Работаю с личными вкладами – конечно, я там просто мелкая сошка. В таком заведении, как наше, нужны годы, или даже десятилетия, чтобы завоевать не только уважение, но и доверие к себе, – он сказал и встал. – Я никогда не буду птицей высокого полета и таким сильным, как ты, Магги.
– Нет, нет, ты неправ, – начала протестовать Мадлен. – Ты – именно такой. А еще – ты храбрый.
– Только когда меня довести до ручки, – он слегка улыбнулся грустной задумчивой улыбкой. – Но я могу много работать, и вообще – люди, которые работают со мной, меня уважают. Я не представляю угрозы ни для одной души, и поэтому если я попрошу перевести меня в Нью-Йорк, думаю, они мне не откажут.
Мадлен тоже встала и подошла к окну. Багряные сумерки спускались на парк, движение по вечерней Сентрал Парк Саус было свободным от пробок, и проносившиеся мимо машины с зажженными фарами создавали какую-то иллюзию безмятежности городского пейзажа.
– Здесь замечательно, – проговорила она мягко. – Так легко окунаться в роскошь.