– Вы не шутите?
– Нет.
– Вы что, совсем больной, если полагаете, что доставили ей удовольствие?
– Мне кажется, насилие должно льстить. Оно доказывает, что человек готов преступить закон из-за вас.
– Закон! Разве дело только в законе? Неужели эта несчастная думала о законе, когда вы ее… Вас следовало бы самого изнасиловать, чтобы вы поняли…
– Я был бы этому очень рад. Но, увы, меня почему-то никто не хочет насиловать.
– И неудивительно.
– Неужели я такой противный?
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Неужели вы сами не понимаете, что берете людей приступом? Вы способны только на насилие. Стоило вам впервые захотеть девушку, и вы ее тут же насилуете. А когда вам хочется поговорить, как, например, со мной, вы насильно навязываете свое общество. Ведь это – то же насилие, может, и не такое страшное, но все равно насилие. Неужели вы никогда не стремились завязать отношения, основанные на взаимном согласии?
– Нет.
– А!
– Зачем мне чье-то согласие?
– Но оно принесет вам гораздо больше радостей.
– Скажите конкретно, какие радости вы имеете в виду.
– Если вы попытаетесь кому-то понравиться, то сами поймете.
– Уже слишком поздно. Мне сорок лет, и до сих пор мне не везло ни в любви, ни в дружбе. Я ни у кого не вызывал даже симпатии или обычного товарищеского чувства.
– Сделайте над собой усилие. Постарайтесь стать привлекательным.
– А почему я должен стараться? Я нравлюсь себе таким, каков я есть. И насилие мне понравилось, и нравится заставлять вас слушать мою болтовню. Чтобы стараться изменить себя, нужно быть недовольным своей участью, а я доволен.
– А что испытывают ваши жертвы, вам наплевать?
– Да, наплевать.
– Я так и думал: вы неспособны на сочувствие, на сопереживание. Это типично для людей, которых никто не любил в раннем детстве.
– Зачем же мне идти к психоаналитику, если вы мне все так хорошо объясняете?
– Да это азбучные истины.
– Я думаю, мои родители действительно меня не любили. Они умерли, когда мне было четыре года, и я их совсем не помню. Они оба покончили с собой, но мне кажется, что если любишь своего ребенка, нельзя так уходить из жизни. Они повесились рядом, в гостиной.
– Почему?
– Неизвестно. Они не оставили никакой записки. Мои дедушка с бабушкой так ничего и не поняли.
– Вас следовало бы пожалеть, но мне не хочется.
– И правильно. Не стоит меня жалеть.
– Насильники не внушают мне ничего, кроме отвращения.
– За всю жизнь я совершил лишь одно насилие. А вы уже делаете из меня законченного насильника?
– Вы думаете, требуется определенная квота жертв, чтобы заслужить титул насильника? Это все равно, что стать убийцей: для этого достаточно убить одного человека.