— Я сру, — сказал Склага, вращая своим центром и сделав невидимыми щупики. — Ты хочешь выродить выродоченьку здре здре?
Зинник вычленил центр, изобразив сеть щупиков, которые хранили все секреты мира-мира.
— Я мечтаю о нашем плоде, помнишь как ты выржванел щепоть кунца из себя двести мильонов свет-лет отсюда, и тем самым оплодотворил мою чревовысь?
— Не уверен, — ухмыльнулся Склага, расчесываясь. Они стояли посреди огромной полированной залы, очертания которой трепетали словно солдат перед демобилизацией, и дули в широкую алмазную трубку, сжимая ее одновременно своими полугубками.
— Спасибо, что прибыл, — сункнул Зинник, свинчиваясь.
— Я любил тебя, — взмок Склага.
— Уй ли? — заострился Зинник.
— Между нашими тёлками многое наклалось, — увлажнил Склага. — Мы могли бы сейчас все это прервать и во временной дыре так наебаться, что даже ушкуйники наши втерлись бы.
— Же ше рише, же ше рише, — вывернул Зинник.
— Ты прелестен, — сказал пычок, которым стал Склага. — Но: я зрю, что хочешь ты позвать Хню? Я взревновал, я уйду под плоть.
Пычок обкружился розоватыми лежепатостями.
— Абзац! — радостно молвил Зинник. — Эй, Хня!
— Тут, — раздалось с небес, обращенных в простор горнего сияния и писания.
Хня семизубцем поразил эту гору и залу, вызвал червный огнь из зева землистой звездистости, пронесся, как силя сквозь этот скулль, шнапкнул огорченного величайшего пычка, и как шестороечка, представл перед Зинником, подпирающим свод дома своего.
— Да, сила твоего духа твоего сна, сна, твоего духа, сила молитвы к тебе тебе, твоей свлоно сон лик лик, твой дух, твои творения твари, твари, я принимаю, о, о, о, я пред тобой — открой, открой мне, Хня же…
— Спасибо.
Хня серьезно посморкался и посмотрел на мельтешение своих пальцев вокруг центра.
— Хня же, пред тобой мы, помнишь ночь любви, пиписька к пипиське?… Ты — мой партнерище, сегодня я рожу существо, похожее на наш высший свет.
— Ты хочешь его наколоть? — спросил Хня, мигая.
— Не ведаю, — выкопал Зинник. — Позову-ка еще двух своих любимцев, может, вы порвете мне плод?
— Он пойдет в учёбище, кого-нибудь полюбит, станет почти вечным, как мы. Мы, звезды, похожи на драгоценную пыль Вселенной, на налет божественности на корпусе мира.
— Да, мы — самые великие!.. — выкрикнул Зинник.
— Мы — чудо, чудо, чудо!!! — взревел Склага, перестав быть пычком.
Они втроем сочленились, срослись, стали монолитом зелено-огнистым, вобрали в себя дома и город, и вместе с народом единым ухом вдруг вздрехнули:
— Мы — зыезды!!!! Высь! Высь!
Затем все мгновенно распалось и ужалось до предыдущего состояния и расположения.