Безмятежно улыбаясь, он вновь протянул руку, подушечками пальцев коснулся Ольгиной шеи над ключицами, повел руку ниже, мимолетно лаская кожу вдоль глубокого выреза платья. И сказал негромко:
– Скучно тебе не будет, маленькая дрянь, уж это могу тебе обещать честным словом…
Ольга смотрела на него, не в силах произнести вслух все, что сейчас думала и о нем, и обо всей этой интриге. Может, и к лучшему, что она лишилась дара речи – слова подворачивались исключительно мужские, из лексикона гвардейской кавалерии. Сейчас самое главное – не поддаться безнадежности и панике. Нет таких ловушек, такого плена, откуда не было бы выхода, – если перестанешь верить, что выход есть, тут-то и сломаешься…
– А может быть, все обстоит и не так мрачно, – сказал камергер, сияя безмятежной улыбкой и по-прежнему поглаживая ее шею хозяйскими движениями. – Может быть, тебе это пойдет только к выгоде…
Он выбросил другую руку к ее лицу, мелькнула цепочка, нечто вроде странного медальона – и Ольга провалилась в небытие словно под лед.
…Она не чувствовала тела, не видела его – на сей раз даже глазами не удавалось водить, неподвижность совершеннейшая, разве что возникло стойкое ощущение, будто она лежит навзничь на чем-то не очень твердом. Но и это могло оказаться иллюзией – ничего нельзя сказать с уверенностью.
Вдруг она ощутила какое-то движение и увидела слабое свечение. Ольга непременно завизжала бы и отшатнулась – будь она в состоянии это сделать. Из мрака к ней тянулись то ли щупальца, то ли плети, числом не менее полудюжины, непонятные предметы, больше всего напоминавшие сложную конструкцию из причудливых кусочков цветного стекла, синего, желтого, фиолетового. Они тоненько, как лучшее богемское стекло, позванивали при каждом движении, и непонятно было, как эти угловатые, граненые, изящные прозрачные кусочки держались вместе, почему не рассыпались.
Два щупальца парили над ее лицом, временами целя прямо в глаза острейшими кончиками, не уступавшими в тонкости швейной игле. Остальные двигались над телом – если только у нее было сейчас тело, в чем она не могла быть уверена.
Потом в висках стал ощущаться легкий зуд, чем дальше, тем больше переходивший в болезненные ощущения, словно что-то острое проникало в кожу. Точно такая же колючая боль возникла в нескольких местах там, где полагалось бы быть телу – жжение, уколы, острия вонзаются, обжигают…
Появилось впечатление, что иглы, вонзавшиеся в кожу на висках, легонько постукивают о кости черепа.
Что-то напирало с разных сторон, пытаясь ворваться в сознание, захлестнуть волной, наполнить тело, череп, словно грязная вода – пустой графин. Ощущение грязи было настолько явственным, что Ольга, собрав всю силу воли, попыталась мысленным усилием как-то отпихнуть льющийся в сознание густой поток, имевший нечто общее с грязью…