– Я летела на свадьбу, – сказала она будничным голосом.
– Прямо перед Рождеством?
– Да! Это надо же было придумать.
– По-моему, я намочил в штаны! – вдруг сознался он. Она дала ему несколько бумажных салфеток.
– Эй, приятно познакомиться, – сказал он, и она рассмеялась.
Он вглядывался в крохотное квадратное окошко ее ногтя, будто пытаясь разглядеть в нем свое будущее. Он снова и снова повторял ее имя, пока они стремительно снижались.
Когда все стало совсем плохо и багаж кувырком покатился по салону, Джастин от страха потеряла дар речи. Если даже ты сама жестко организовываешь свою жизнь и все планируешь далеко вперед, это еще не значит, что ты защищена ото всех случайностей и превратностей судьбы и воли Божьей. Хотя ей казалось, что с Барри Кантором они давно знакомы. Она даже имя его узнала только после того, как поцеловала его. Она никогда еще первой не целовала мужнину. И что можно о ней сказать, если ей так приятно целоваться с незнакомцем в падающем самолете?
Кругом все неистовствовало. Если она выберется из этого живой, ей придется пересмотреть весь свой образ жизни. На нее падали вещи, с грохотом прокатившиеся в противоположный конец салона, когда самолет ударился о землю. Началась давка, люди ломились к выходу буквально по головам, отчаянно толкались в дверях. Не размышляя, машинально она съехала по желтому надувному трапу в коричневую ледяную воду, которая доставала ей до середины бедра.
Жива. Она побрела по грязной жиже с покачивающимися на поверхности льдинками к краю бетонированной площадки. Вокруг суетились люди в оранжевых костюмах и машины «скорой помощи». Люди в костюмах заливали из шлангов черный дым, пробивавшийся из середины самолета. Пронзительные крики сливались в плотную шумовую завесу. В мокрых насквозь колготках она выбралась на разбитую бетонную площадку. Она искала Барри Кантора.
Но кругом было столько людей, столько покореженного мусора. От запаха горелой пластмассы у нее перехватывало дыхание. Пришел огромный автобус, чтобы отвезти пассажиров к терминалу. Она, должно быть, подвернула лодыжку в давке, пока выбиралась из самолета. В узком коридоре перед дверями терминала опять началось столпотворение, кто-то кричал и ругался. Внутри терминала толклись оцепенелые, промокшие, замерзшие и раскрасневшиеся люди с серебристыми термопледами на плечах, они тяжело дышали, выдыхая облачка белого пара, их всех тошнило. Его нигде не было видно.
Кто-то дал ей серебристый термоплед. И вдруг она почувствовала, что никогда еще ей не было так холодно, одежда на ней промокла, от сырости она натерла себе ляжки. Пальто осталось в самолете. Туфли куда-то делись. Лодыжку сдавила пульсирующая боль.