Последовала тишина. Эберхарт сказал:
– Мне нравится.
Барри подумал, что ослышался.
– Давайте этим займемся, – сказал Эберхарт. – Возражения?
Снова тишина.
– Значит, планы тестов мы с тебя получим на следующем совещании? – нетерпеливо включился Териакис. Териакис – приземистый, потный самец Териакис – был женат на легкомысленной любительнице вечеринок – с мягкими волосами, на тринадцать лет его моложе. Барри встал.
– Нужно принять во внимание еще одно.
– Да? – отозвался Райнекер, как будто ждал какого-то незначительного этапа обычной рутины.
– «Дженерал Миллс», наш хороший друг, имеет значительно большую долю на рынке продукции для детей, – сказал Барри, чувствуя, что лицо у него горит. – Если мы протестируем эту марку продукции, они могут подхватить тенденцию в Миннеаполисе или еще где-нибудь, выйти на общегосударственный рынок и через три недели сделать из нас отбивную.
Херн медленно кивнул. У Пласта было такое лицо, будто его ударили в нос.
– И что ты предлагаешь? – брюзгливо спросил Териакис. В нем в равных долях соединялись неприкрытое честолюбие, неприкрытое раздражение и неприкрытое пренебрежение.
– Никаких тестовых продаж. Либо мы сразу выходим на общегосударственный рынок, либо бросаем эту затею.
Ему понравилось тихое перешептывание, вызванное этим дерзким заявлением. Кто-то присвистнул, как парковочный датчик, будто он заехал слишком далеко назад. Пласт всем своим видом изображал оскорбленную добродетель. Херн, сияя, глядел на него.
Эберхарт забарабанил пальцами.
– Так? Возражения?
– Да, – с сожалением изрек Пласт. – У нас ничего подобного нет, и мы не располагаем никакими реальными данными. Я думаю, браться за дело без проб было бы ошибкой.
– Я думаю, Барри прав, – вставил Херн. Боже, храни Джона Херна. – Если ждать год, лучше уж ничего не делать.
Райнекер спросил:
– Еще кто-нибудь? Все молчали.
– Изучи рынок, составь план, – сказал Эберхарт Барри. – Посчитай масштабы. Встретимся через неделю.
Херн пожал ему руку и, преисполненный гордости, похлопал Барри по спине, когда они выходили.
– Большой человек с новым брэндом! Барри позвонил Джастин. У нее была встреча с клиентом.
Так что он пошел потрепаться с Херном. В лифте тихонько играла «Maybe I'm Amazed». Не обезличенная инструменталка – полная версия, концертная версия. Что это значит? Барри подумал о Поле. В последнее время никто не сравнивал его новые песни ни с «Битлз», ни с «Уингс» периода до «Londontown». И все-таки: Пол понимал разницу. В любой момент «Maybe I'm Amazed» или «Let It Ве» могли передать по радио, будто в насмешку над его нынешней работой. С другой стороны, если тебе хоть раз удалось подняться до уровня гениальности, важно ли, сколько ты продержишься и будет ли после этого каждая твоя песня шедевром? А если песня действительно шедевр, может ли ее обесценить то, что ее тихонько играют в лифте?