Сперва я не понял, что это за тень мелькнула надо мной. Но когда биплан развернулся обратно, и дымные трассы пуль заключили меня в коридор, я заорал от ярости и досады — и снова повернул в лес. Позади резко бухнуло — на просеку упала бомба или граната. Я пригнулся — толстая ветка прошла над головой…
Дорогу я всегда запоминал хорошо и знал, что скакать мне немало, но не боялся срезать пути. Я пролетел через деревушку, где мне вслед ошалело смотрели те, кто папался на улице. А за околицей, перед полем, самолёт появился вновь. Не знаю, искал ли он меня — вряд ли. Скорей всего, просто патрулировал. Но мне от этого легче не становилось.
Это был ужас. Я мчался галопом, пригнувшись к конской гриве — а он снова и снова крутил виражи, поливая меня из пулемётов. И поле было бесконечным, лес — далеко-далеко. А воздух ревел и выл… Потом слева с треском разорвалась бомба, я услышал шлепки, ощутил передавшийся мне удар — и полетел наземь через шею закувыркавшегося коня.
Тяжёлое копыто мёртво ударилось в землю рядом с моей головой. Я вцепился в траву и остался лежать. Биплан ушёл за лес. И тогда я побежал.
Временами мне казалось, что бежать больше нельзя — физически нельзя. Куртку и кепи я бросил. Дышать было нечем, воздух лез из лёгких обратно и имел привкус рвоты. Но впереди — а дорога была прямая — не стреляли, и это был хороший знак. Я бежал и бежал, бежал и бежал, ног не чувствовалось совсем и при каждом шаге деревья качались и падали на меня. Потом я заспотыкался — и, когда выправился, то увидел дрожащую в дереве стрелу с широким оперением. Индейцы? Я отшатнулся в сторону, пригнулся и побежал быстрее, хотя это было невозможно… а потом оглянулся. За мной бежали двое. Они походили на ожившие кучи хвороста, и я понял: маскхалаты. Они бежали быстро, и в руках у них были ножи с чёрными лезвиями.
Так я впервые увидел егерей. И, поняв, что раз они не стреляют, то я близко от цели, вскинул ЭмПи…
…и они растаяли. А через минуту меня схватили, повалили — но это были уже наши.
Отряд «Ленинцы», подобно нашему «Смерчу», базировался на болоте, куда вела одна-единственная надёжно охраняемая тропка. Но именно это и оказалось причиной того, что мои действия фактически оказались бесполезными. Немцы знали о нас много — даже слишком.
После того, как охранение доставило меня в лагерь, отряд снялся за какие-то полчаса. Но этого же получаса хватило егерям, чтобы заминировать выход с болотного островка.
Миномёт — это мерзкая вещь. Если снаряд, когда он свистит, считай, уже не опасен, то мина извещает о своём приближении отвратительным «ххлююууу», после чего лопается с коротким треском — и чирикают осколки. На краю болота немцы установили не меньше десятка пулемётов и добавочно поливали нас из них — просто наугад и почти непрестанно. Из ста с лишним бойцов уже не меньше трети было убито или ранено. А враг даже не делал попыток прорваться на остров. Зачем?