— Чем обязан, господа? В приличном заведении вообще-то полагается стучать…
— А мы и стучали, ты что, не слышал, парень? — ответил ему незнакомый голос на французском, но довольно корявом, с непонятным акцентом. — Стой где стоишь, и не дергайся…
Вслед за тем последовала реплика вроде бы на английском — обращенная явно не к циркачу, а к спутнику. Обостренным чутьем Бестужев сообразил, о чем может идти речь в такой момент — и, на цыпочках сделав три шага, бесшумно нырнул под покрывало, свисающее с кровати до самого пола. Оказался в ловушке, но приходилось рисковать…
Под кроватью, разумеется, оказалось пыльно, Бестужев прилагал титанические усилия, чтобы не чихнуть, лежал на спине в полумраке, готовый к любым неожиданностям. Шаткие половицы заскрипели — судя по звукам, второй, как он и предвидел, заглянул на отделенную занавеской половину фургона. И тут же отошел, спокойно бросил фразу на этом своем странном английском, такое впечатление, здорово искаженном.
— Ну, раз мы тут без лишних глаз и ушей, сразу о деле, — продолжал гость, как теперь совершенно ясно, незваный. — Короче, парень, нам нужен аппарат Ш… Шит… Штупаньека, Шупаника… ну, ты прекрасно понимаешь, о ком я. Аппарат того парня, что научился пересылать живые картинки по проводам.
— А при чем тут я? — с определенным хладнокровием вопросил Жак. — У меня другая профессия, никакими проводами не занимаюсь, вы меня с кем-то путаете…
Глухой удар, а следом — жуткий треск ломающегося дерева. Вспомнив меблировку той половины, прикинув происхождение звуков, Бестужев пришел к выводу, что загадочный визитер не стал терять времени, без обиняков припечатал месье Жаку по наглой физиономии, и тот, улетев в угол, доломал многострадальный стол посредством собственной падающей персоны. Что ж, довольно практичный подход к делу, эти двое явно не любители интеллигентских словопрений…
Со всеми предосторожностями, стараясь передвигаться абсолютно бесшумно, Бестужев вылез из-под кровати, словно любовник в пошлом фарсе, встал на прежнее место.
Послышался новый звук, прекрасно ему знакомый — именно такое короткое лязганье можно услышать, когда отводят хорошо смазанный пистолетный затвор.
— Ты не понял разве, что мы не шутки шутить пришли? — продолжал незнакомец. — Парень, мы не для того сюда плыли из Америки, чтобы ты нам пудрил мозги, как детишкам. Давай-ка посерьезнее к делу относиться, а то я в тебе дырок понаделаю в два счета…
«Вот оно что, — подумал Бестужев. — Все сходится: странный акцент, лексикон с уклоном в просторечия — то, с чем он уже столкнулся, когда на французском изъяснялась мисс Луиза Хейворт (правда, ее французский, надо отдать должное, был гораздо лучше). Нездешний крой одежды, явная вульгарность в подборе жилетов, галстуков, цветов ткани, какой европеец наверняка не допустил бы… Американцы. Черт знает что, — с большим неудовольствием выругался он про себя. — Уже и обитатели этого забавного заокеанского захолустья полезли в Европу с тайными миссиями. Если так дальше пойдет, следует ожидать в Старом Свете мексиканцев, а то и жителей Венесуэлы…»