— Ну, это вы напрасно. Ни словечка по-русски не понимает, лягушатник, давно проверено.
Бестужев сказал менторским тоном:
— Береженого бог бережет. Излишняя осторожность в нашем веселом и увлекательном ремесле еще никому не повредила, а в вот пренебрежение оною… Вот кстати. Я надеюсь, вы знаете имя и точный адрес этого субъекта? Я Аркадия Михайловича понял так, что он давно вами привлекается…
— Да, конечно…
— Уточните смысл ваших слов, — сказал Бестужев прямо-таки ледяным тоном. — Ваше «да» означает первое или второе?
— Да и то и другое, собственно…
— Значит, имя и адрес вам известны?
— Разумеется. А зачем вам?
— Наберитесь серьезности, Серж, — сказал Бестужев тем же холодным, непререкаемым тоном — Я понимаю, вы все чуточку разленились в прекрасном Париже, но ситуация сейчас, напоминаю, особенная. Дело предпринято по инициативе государя, лично им взято под особое внимание. К тому же в игре анархисты, а они народ серьезный. Да и полиция французская, как любой полиции изначально положено, может приставить к нам соглядатая.
— Ой, господи! Да они у Аркадия Михайловича из рук едят…
— Полиция, философски выражаясь, есть вещь в себе, — сказал Бестужев. — У нее есть свои внутренние побуждения, незыблемые правила. Как бы они ни были прикормлены, могут и любопытство проявить, каковое им положено. Вы, я слышал, получили некоторое образование? Значит, хоть краем уха наслышаны об условных рефлексах, открытых господином Павловым? Ну вот, у полиции, как и у собак ученого, есть свои условные рефлексы. Это очень хорошо, что вы знаете имя и адрес…
— А что такое?
— У меня самые широкие полномочия, милый Серж, — оказал Бестужев без тени улыбки. — Собственно, мне позволено все. Если выяснится, что этот молодчик к нам приставлен шпионить, я без колебаний готов пойти и на крайние меры. Соображаете? Тайна должна быть абсолютной…
— Шутите? — осведомился Серж с чуточку вымученной улыбкой.
— Ни капельки, — заверил Бестужев серьезно. — В конце концов, это не министр и даже не постовой полицейский, а вульгарный полицейский шпик, крапюль, так их, кажется, тут именуют добрые парижане? Если ударить ножом вот сюда, — он небрежно, легонько коснулся спины кучера, — все будет кончено мгновенно. Нож следует оставить в ране, иначе будет сильное кровотечение, исполняющий может запачкаться… Хотя… Нет нужды прибегать к таким, я бы сказал, мелодраматическим методам. Человека можно быстро и качественно придушить в три секунды, а Сена — река глубокая. Я так полагаю, и в Париже бывают случаи, когда подвыпивший кучер сверзится в реку так неудачно, что захлебнется и пойдет ко дну… Парижское простонародье, мне говорили, закладывает за ворот не хуже нашего…