Бестужев понял, что время пришло. Он встал, подошёл к оказавшемуся в некотором отдалении от остальных барону и сказал непринужденно:
— Руди, у меня для тебя маленький сюрприз и маленький подарок… Ты не думал, отчего у меня именно бухарская звезда красуется? Я, помимо всего прочего, ещё и почётный консул Бухары в Вене, эмир мне доверяет немало серьёзных поручений… Скажу тебе по секрету: он собирается нанести визит в столицу империи, и, как это частенько бывает, я, помимо прочего, имею полномочия наградить полдюжины сановников…
У барона заблестели глаза, он, кажется, начинал понимать — но боялся верить своему счастью. Бестужев без тени улыбки, совершенно серьёзно продолжал:
— Вот мне и пришло в голову: почему я должен вручать награду какому-нибудь скучному гофмейстеру из Шенбрунна, которого я даже и не знаю? Ты — другое дело, Руди, мы друзья, я замечательно провел у тебя время… В конце концов, всё зависит исключительно от меня, у меня полномочия решать самому… — Он подтянулся и заговорил суше, официальнее: — Господин барон фон Моренгейм, позвольте в силу представленных мне полномочий вручить вам золотой знак ордена Благородной Бухары…
Достал из кармана обитую чёрным бархатом коробочку и нажал на шпенёк. Крышка отскочила, взорам предстал лежащий в гнезде из того же чёрного бархата затейливый орден, копия того, что красовался на груди у Бестужева, поменьше размером, правда, зато не серебряный, а золотой.
Барон ни словечка не мог вымолвить, оцепенев в радостном изумлении. Почти насильно вложив ему в ладонь коробочку, Бестужев продолжал уже гораздо развязнее:
— Сказать по совести, Руди, я не могу присовокупить к ордену диплом… но в Бухаре иные порядки, это как-никак Азия… Эмир — типичный восточный владыка, ему и в голову не приходит на европейский манер сопровождать орден официальной бумагой. Он просто вручает его награждённому и почитает дело законченным. Таковы уж обычаи…
— Ну да, я слышал… — прошептал барон, завороженно взирая на раскрытую коробочку у себя на ладони.
— Но ты можешь не сомневаться, — сказал Бестужев веско. — Ты отныне — полноправный кавалер, слово князя Партского!
— Бог мой, Иван, ты настоящий друг! — пролепетал барон в полной прострации. — Слов нет, до чего я тебе благодарен, всегда к твоим услугам…
— Какие пустяки… — великодушно сказал Бестужев. — По крайней мере, теперь я знаю, что орден достался достойному человеку, а не первому встречному, чьи достоинства заключаются лишь в придворной должности и раззолоченном мундире…
Видя полнейшее ошеломление — да что там, сущую очумелость — барона, столь неожиданно утолившего в очередной раз свою главную, пламенную страсть, Бестужев ощутил нечто вроде легких угрызений совести: не опытного интригана обводил вокруг пальца, а словно бы малого ребенка обманывал.