Но тут же эти чувства улетучились. Во-первых, эта достаточно невинная мистификация была предпринята для пользы дела и никому вреда не принесла. Во-вторых, ручаться можно, что его сиятельное великолепие эмир бухарский так до скончания веков и не узнает, что некий австрийский барон расхаживает по Вене с орденом, вручённым ему натуральнейшим самозванцем. Откуда он может узнать? Чересчур диковинное стечение обстоятельств потребовалось бы. Ну а поскольку все остальные ордена барона, несомненно, получены им законнейшим образом, никто не усомнится и в бухарской звезде. Так что Руди до конца дней своих будет гордо расхаживать с орденом Благородной Бухары, никогда не узнает об истинном положении дел. Вот и получается, что всем хорошо, все довольны…
Оба филёра постарались на совесть — судя по их докладу, им пришлось обойти не менее двух дюжин ювелирных и антикварных лавок, прежде чем отыскали два бухарских ордена. Бестужев именно их и потребовал достать хоть из-под земли: с другими обстояло гораздо более рискованно, барон, дока в этом деле, мог бы моментально почуять обман. А касательно эмира бухарского Бестужев достоверно знал, что тот и в самом деле по азиатскому своему характеру и не знает даже, что в передовых государствах ордена вручаются непременно с сопутствующими именными дипломами. Именно так он их и вручает: небрежно вытащив из кармана халата — Бестужев знал по Петербургу несколько случаев.
— Господа, господа! — ликующе возгласил барон, оборачиваясь к компании. — Только что мой друг князь Иван вручил мне от имени эмира бухарского высокую награду!
И торжествующе воздел распахнутую коробочку на вытянутой руке. Посыпались поздравления — Бестужев, впрочем, подметил, что многие украдкой иронически переглядывались: ну конечно, барон со своей страстью коллекционировать ордена на собственной груди был постоянным предметом лёгких насмешек, Илона об этом упоминала…
Кто-то закричал, что это дело следует непременно вспрыснуть, и к потолку вновь взлетели пробки от бутылок с шампанским. Бестужев скромно держался словно бы в сторонке, не выдвигаясь на передний план. Прошло не менее четверти часа, прежде чем он решил, что настало время действовать. К тому времени картёжники уже уселись вокруг стола и забыли обо всем на свете, кроме своего занятия, вызванные лакеи наскоро прикрепили звезду к сюртуку барона, едва найдя свободное местечко, — и те, кто карточной игрой не прельстился, остались за столом, потягивая шампанское.
С долей словно бы смущения, достаточно небрежно Бестужев произнёс: