Над каминной полкой висела единственная в комнате картина — Эмма на ослике посреди зеленого луга. Бен написал ее, когда Эмме было шесть лет. В первый раз в жизни — и в последний, если считать до сегодняшнего дня, — она оказалась в центре его внимания и посему без единой жалобы выдерживала долгие часы позирования, борясь со скукой, не смея пошевелить онемевшими ногами, покорно выслушивая его гневные тирады, стоило ей только шелохнуться. На картине на ней был венок из ромашек, и каждый день она с удовольствием наблюдала, как Бен своими искусными руками сплетал свежий венок, и чувствовала себя ужасно гордой, когда он торжественно водружал его на ее голову, словно венчал королеву.
Бен вернулся в гостиную.
— Хорошая она женщина — жена Даниэля. Это я ему скажу. Я попросил ее сделать кое-какие закупки. — Эмма повернулась и увидела, что он нашел себе бутылку шотландского виски и стакан. — Принесешь мне кувшин воды? — Тут ему в голову пришла еще одна мысль. — И второй стакан, если хочешь выпить.
— Выпить я не хочу. Но я голодна.
— Вот сделала ли она такие закупки, не знаю.
— Я посмотрю.
Кухня тоже была вымыта, выскоблена и протерта. Эмма открыла холодильник и обнаружила там яйца, бекон, бутылку молока и хлебницу с хлебом. Она нашла в буфете кувшин, наполнила его холодной водой и понесла в гостиную. Бен беспокойно ходил по комнате, щелкая выключателями, — проверял, горят ли лампочки, как видно, старался найти какой-нибудь изъян. Он всегда не любил этот дом.
— Хочешь, сделаю тебе омлет? — спросила Эмма.
— Что? А, нет, ничего я не хочу. Знаешь, очень странно здесь находиться. Все время такое чувство, что сейчас войдет Эстер и начнет заставлять нас делать то, чего нам вовсе не хочется делать.
Эмма подумала о Кристофере.
— О, бедная Эстер, — сказала она.
— Никакая она не бедная. Сука она — вот кто. Во все совала свой нос.
Эмма вернулась на кухню, отыскала кастрюльку и миску, взбила яйца, добавив немного масла. Из гостиной доносились разные звуки — Бену не сиделось на месте. Он открыл и закрыл дверь, раздернул шторы, бросил полено в камин. Потом появился в двери кухни с сигаретой в одной руке и стаканом в другой. С минуту смотрел, как Эмма взбалтывает яйца, потом сказал:
— Ты повзрослела.
— Мне девятнадцать. А вот повзрослела или нет, не знаю.
— Так странно, что ты уже не маленькая девочка.
— А ты привык к тому, что я маленькая девочка?
— Пожалуй, да. Сколько ты намереваешься тут пробыть?
— Ну, какое-то время.
— Со мной?
Эмма бросила на него взгляд через плечо.
— Для тебя это будет тяжелым испытанием?