Синяя входная дверь открывалась прямо в гостиную с низким потолком и темными потолочными балками. На противоположной стене — огромное окно с видом на море; широкий подоконник заставлен горшками с комнатными растениями — герани, плющ, большой букет красных роз в викторианском кувшине. Пол выложен плитками, тут и там разбросаны яркие коврики, повсюду книги и журналы, много испанской керамики — синяя с белым. В низком гранитном очаге, почти на уровне пола, горело полено; по обе стороны от очага стояли корзины с плавником, а на стене над очагом висела картина. Единственная картина в комнате.
Глазом профессионала Роберт заметил ее, как только вошел в гостиную, но теперь подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть. Большая картина маслом — девочка на ослике. Девочка в красном платьице с букетом ромашек в руке, и на темной головке венок из ромашек. Ослик стоит по колено в буйной летней траве, вдали — подернутое легкой дымкой море. Девочка босая, а глаза ее на загорелом личике кажутся совсем светлыми.
Эмма Литтон, кисти своего отца. Когда же он написал ее? Сколько ей было лет?
С диким воем налетел ветер, яростно швырнул в окно струи дождя. Довольно глухое место, подумал Роберт, и чем тут Эмма может заняться в такой вот денек? Она вернулась, неся в одной руке пальто, в другой пару резиновых сапог, стала их надевать, и Роберт спросил ее об этом.
— О, убираюсь, готовлю, выхожу что-нибудь купить. На это уходит довольно много времени.
— Ну а, к примеру, сегодня. Что вы делали, когда я постучал в дверь?
Эмма натягивала сапог.
— Гладила.
— А вечером? Что вы делаете по вечерам?
— Обычно выхожу. Иду прогуляться. Смотрю на чаек и бакланов. Любуюсь закатом, собираю плавник.
— Одна? У вас нет друзей?
— Были в детстве, когда я жила здесь, но все выросли и разъехались кто куда.
Это звучало грустно. Повинуясь порыву, Роберт сказал:
— Поедемте со мной в Лондон. Хелен так обрадуется…
— Да, я знаю, она обрадуется, но стоит ли? Теперь Бен может вернуться в любой день. Ждать осталось недолго.
Она начала застегивать пальто. Синее пальто, черные чулки и резиновые сапоги — она была похожа на школьницу.
— От него есть какие-то вести? — спросил Роберт.
— От Бена? Вы шутите!
— Я начинаю сожалеть, что мы уговаривали его поехать в Америку.
— Почему же?
— Потому что это нечестно по отношению к вам.
— О Боже, я в порядке! — Она улыбнулась. — Поехали…
Ферма Стивенсов стояла на обширной вересковой пустоши, протянувшейся до самых прибрежных скал. Серая пустошь, поросшая вереском и лишайником, была похожа на огромный валун, впечатавшийся в землю; может, это и был обширный выход на поверхность гранита. Узкая дорога, которая ответвлялась от главной, пролегала между высокими каменными стенами, поверху которых росли кусты боярышника и ежевики. Машина тряслась и подпрыгивала на неровной дороге. Проехали по мостику, за ним стоял первый коттедж. Стадо белых гусей бросилось врассыпную; но вот и ферма, и заголосил молодой петушок.