.
— Если ты ненавидишь меня так сильно, как постоянно уверяешь, то ответить должно быть несложно, — сказал Джеймс.
— Я не хочу отвечать на твой вопрос часами, Поттер. — ответила Лили. — Но я скажу, почему я тебя ненавижу: ты противный, ужасно скучный, жутко уродливый, и при всем при этом у тебя самое высокое мнение о себе из всех, которых я видела.
Её ответ ранил его, и это было заметно, поэтому Лили добавила, — Я не хотела задеть тебя, но ты сам спросил.
Если раньше у Джеймса и были какие-то сомнения насчет ненависти Лили к нему, то сейчас их не осталось. В конце концов, она же была под действием зелья правды. Он понял, что она не сказала ему всей правды о зелье — оно причиняло боль… но это была не физическая боль. Это было где-то внутри, глубоко внутри. Он сделал глубокий вдох, но не смог сказать ничего вроде «Меня не волнует, что ты мне говоришь», потому что он не мог лгать, и он не был уверен, что хочет лгать. И он не был уверен, нравится ли ему Лили или нет. Он был только уверен в том, что ненавидит ее. И это было странно, поскольку он всегда думал, что ненавидит ее, но он никогда не лгал на этот счет. Но может это потому, что он думал, что это была ненависть, а это было что-то другое. Странно… если это не ненависть, то что же? Единственное, что он понял, это то, что чувство это было сильным и заставляло его сердце биться быстрее. Это чувство заставляло издеваться над ней. Это чувство делало его счастливым, когда она нервничала. Но если это не ненависть, то что же это? Он знал, что это причиняло боль, и очень сильную.
— Можешь прокрутить бутылку, Эванс? — тихо спросил Джеймс.
Лили чувствовала себя виноватой из-за сказанного, но внутренний голос говорил ей: Он выглядит таким несчастным только потому, что это невыносимо для его самомнения — смириться с тем, что он кому-то действительно не нравится.
Но самое худшее было то, что… она не могла точно сказать, что он ей действительно не нравится…
Лили крутанула бутылочку, и она остановилась, указывая на нее.
— Правда или желание, Поттер?
Джеймс сейчас не хотел отвечать ни на какие вопросы. В конце концов, она могла задать такой вопрос, ответ на который он боялся услышать от самого себя. Его голос произнес:
— Желание.
Вдруг Лили почувствовала себя плохо, она покраснела, затем стала фиолетовой, затем синей, зеленой, и, наконец, снова белой.
— Я желаю… — сказала Лили, изумляясь своему пьяному голосу. — Я желаю, чтобы ты меня поцеловал.