Оливия и Смерть (Майра) - страница 7

Старая женщина ушла, шелест её платья затих в сплетениях коридоров, а стихотворец всё стоял, не отрывая глаз от дверного проёма, через который она скрылась. Наконец он обернулся, ощутив чьё-то присутствие за спиной. Это был Вальтер.

Патрик улыбнулся ему и сказал:

– Пойдём! – стараясь как можно чётче артикулировать губами. Мальчик кивнул и взял его под руку. Они миновали несколько комнат с безумной планировкой и оказались в одном из уголков оранжереи, тянувшейся на несколько залов и по праву считавшейся местным чудом света. Потолок над ней был сложен из огромных сверкающих стёкол, под тёмным паркетом пола скрывалась хитроумная система орошения. Сама оранжерея представляла собой чудесный сад, где уголок в китайском стиле – с магнолиями и хрупкими тонкоствольными вишенками, с веерообразными навесами над ажурными скамьями, – соседствовал с итальянской беседкой, увитой плющом и виноградом, или с берегом крохотного африканского озерца, где из воды высовывались до невозможности похожие на аллигаторов коряги, а на непроницаемой водной глади трепетала тень от перистых пальмовых листьев.

Любимым местечком Вальтера был небольшой пятачок Южной Америки, где неизвестный Патрику густой кустарник подолгу цвел мелкими ярко-розовыми цветами, похожими на крошечные орхидеи. Здесь был сделан родник: вода сбегала с каменной головы жутковатого индейского божества, двумя певучими струйками огибала его распахнутый толстогубый рот и падала в замшелую чашу из жёлтого известняка, на дне которой виднелось несколько старинных золотых дублонов.

Поэт и принц устроились друг напротив друга на скамье, тщательно замаскированной под древние руины. Здесь Вальтер обычно читал или размышлял в одиночестве, здесь же они часто беседовали, укрывшись от посторонних глаз, оба свободные от тех масок, которые им приходилось носить вне сада: весёлые и открытые или серьёзные и задумчивые. Старый забытый бог смотрел на них из-под водной завесы, его губы навечно застыли в артикуляции какого-то звука, не известного европейцам. Именно это каменное изваяние когда-то, около десяти лет назад, натолкнуло Патрика на мысль, что глухота маленького Вальтера вовсе не должна неизбежно сделать его неполноценным. Патрик привёл сюда мальчугана и на глазах удивлённой няньки учил его складывать губы в разные звуки, работать языком, читать по губам, говорить – сперва беззвучно, потом используя голос. Им не всё удалось так, как хотелось, нужное напряжение связок давалось мальчику с трудом, но они оба верили, что это – лишь дело времени. Пусть для Вальтера был закрыт путь на трон – сейчас самым главным претендентом считался младший брат его отца, герцог Эдвард Э., – но он был умён и получал во дворце неплохое образование, читая по губам своих учителей и перерывая уйму книг в библитеке своих предков. Он знал уже четыре языка, разбирался в римском праве, был силён в географии, успел проштудировать Аристотеля и Платона и принялся за современных философов. Его ум казался Патрику на редкость изощрённым и чрезвычайно ясным, и поэт не раз задавался вопросом, стал бы Вальтер таким, если бы тяжёлые последствия младенческого недуга не отделили его от прочего человечества.