— Уверена, дело еще и в том, что вы появитесь не один.
Йоранд состроил гримасу.
— Вы этого вполне заслужили, — продолжила Бреи на. — А она знает обо мне?
— Торкилл — храбрый человек, но далеко не дурак, сказал Йоранд, хмуря брови. — Держу пари, эту часть рассказа он оставил мне. Но здесь две жены не редкость, так что Сольвейг скорее всего примет это нормально.
О себе Бренна знала, что никогда не примет этого. В ее голове роились тысячи вопросов. Чем будет заниматься до возвращения Колгрима и как доставит Кодекс обратно в монастырь? Йоранд хотел, чтобы она осталась жить вместе с ним и его первой женой. Наверное, он был ненормальным, если мог допустить такое. Еще Бренну волновало, была ли Сольвейг симпатична. И наверное, главное — любил ли он все еще свою норвежскую жену?
Бренна прислушалась к себе и поняла, что не может задать Йоранду ни один из этих вопросов. Ей оставалось только идти за ним и гадать, что будет дальше. Когда нормандец открыл ворота, она увидела опрятный садик, в глубине которого стоял добротный дом. Когда Йоранд прошел через ворота, Бренна немного отстала.
— Я подожду здесь, — сказала она Йоранду, не чувствуя в себе решимости встретиться лицом к лицу с соперницей.
По облегченному выдоху она поняла, что нормандец только этого и ждал. А у нее от этого тревожный комок застрял в горле.
— Да, возможно, так будет лучше, — сказал он.
На мгновение Бренне показалось, что Йоранд выглядит бледным. Но, усевшись на пень, она только помахала ему рукой. Тяжело ссутулившись, он повернулся и обреченно пошел к дому с уже открытой дверью.
«Бледный, бледный, не такой уж он и бледный», — раздраженно подумала Бренна.
Затем раздался возбужденный женский голос, и ее сердце сжалось. Сольвейг была счастлива видеть его. Интересно, он обнимает ли ее? Наверное, целует. Хотя Бренна и была освобождена от необходимости наблюдать возвращение Йоранда, она вовсе не была уверена, что ее собственное воображение не рисует картину более яркую, чем есть на самом деле.
Впервые за эти несколько недель она подумала о своей матери, которая не смогла смириться с потерей сына и отошла от всех мирских дел. Теперь Бренна прекрасно понимала свою мать, и ей казалось, что выбор матери не самый худший. Однако в груди Бренны все еще билось горячее сердце, и оно не давало ей уйти в пучину внутреннего мира. Конечно, тяжесть новых открытий мельничным жерновом лежала на ее душе, но она знала, что все еще любит Йоранда. Да, она была изрядно сердита на него и твердо решила, что никогда не будет ему женой. Но избавиться от своих чувств к нему она никак не могла. И хуже всего, что ей почему-то казалось, что Йоранд способен отмахнуться от своих чувств к ней, как отмахиваются от назойливой мухи.