– Никита, кому сейчас легко? – вопрошал Коробов.
– Дядя Володя, ты сейчас, хотя бы, понимаешь, что наши планы противостоять монголам рушатся? Неурожай и чума не дадут подняться с колен! Даже объяви мы всеобщую мобилизацию и собери миллионную армию, триста тысяч монголов-профи уничтожат эту армию также легко, как стотысячную.
– Ты не видишь позитива. Страна становится единой. У каждой семьи есть достаточно земли. Ремесленники процветают.
– Все три тезиса спорны. Страна говорит на разных языках, верит разным богам. Крестьянам не нужна своя земля. Они хотят иметь возможность взять в обработку любую пустующую землю. Процветают не ремесленники, а купцы и церковь.
– О последней я хотел поговорить особо. Либо она выполняет договоренности и не лезет в мирские дела, либо становится объектом налогообложения. Сотня монастырей даст нам неплохую прибавку в бюджет. Можно дезавуировать договор, так как церковь его не выполняет, и забрать, отданные монастырям, земли, – Коробов был настроен решительно.
– В одном только Киеве шестнадцать монастырей. Нужно начать переговоры с попами. Архиепископ Антоний проверяет нас на вшивость. Наши решения полностью соответствуют традиционным представлениям земледельцев о том, что «земля Божья» и принадлежит тому, кто ее обрабатывает. Нигде не сказано, что земледелец может захватывать любую свободную от обработки землю, выжигать лес, распахивать пастбища, – Никита соглашался с дядей, но сердце было неспокойно. Рано или поздно оседлых людей повяжут долгами, превратят в арендаторов, а затем в крепостных. Архиепископ Антоний это видит, поэтому протестует против, формально человечной, политики властей.
– Мне нужно пятьдесят тысяч человек для строительства еще одной крепости на Днепре.
– Осенью закончены посадки лесополос. Высаживать больше не будем. Забирай их. Можно ещё навербовать в северных землях. Валентин будет забирать только молодых мужчин, тебе сгодятся и старики, и подростки. Ты на пару с сыном уничтожишь всё мужское население севера.
– Я это население спасу. И Валентин дает возможность выжить сотням тысяч. Погибнет пять тысяч, но семьи выживут у всех. От голода умерло бы больше. Твои караваны со свеклой и мои караваны с хлебом не могут прокормить всех. А голод еще на два-три года. Если бы смоленский князь меня послушал и отправил бедноту на юг, то тридцать тысяч жителей Смоленска сегодня были бы живы.
– И ты, дядя, не искал бы сегодня строителей, – усмехнулся Никита.
– Я для себя строю крепости? Мне это надо? С моими болячками нужно в тепле овсянку кушать, а не по стране мотаться. Жена скоро из дома выгонит, – запротестовал Коробов.