Солсбери свернул на Ван Кортленд Парк и очутился на довольно-таки свободной авеню. Теперь на север, уверенно и спокойно, в туннель под главной магистралью. (Предстоит левый поворот, хотя до него еще мили две. ) Он затормозил на красный свет и стал в который раз перечитывать записку, не ту, написанную на бумаге, а отпечатанную в его мозгу.
Мелькнула тень. Повернулась ручка правой дверцы. Могучее плечо, низко пригнутая голова в черной повязке, будто в собственной тени...
— Ты Солсбери? — спросил неестественный фальцет.
Он не смог кивнуть — окостенела шея.
— Да, — а сам подумал: «Человек Алэна? Нет, нет». — Пожалуйста, не задерживайте меня, — ни слишком учтиво сказал он.
— Это деньги? — пропищал голос. Рука в коричневой перчатке завладела деньгами.
— Не трогайте!
На физиономии никаких выпуклостей. Все туго стянуто черной повязкой. Вместо профиля — дуга. Рука с деньгами, голова, плечо ловко вывернулись. Хлопнула дверца.
Солсбери пришел в себя, лежа поперек переднего сидения, голова болталась где-то снаружи. Машина на крайней правой дорожке стремительно сорвалась с места и свернула вправо. Быстро растаяли во мраке красные огоньки.
Из машины, которая, как он понял, только что подъехала сзади, высунулась женщина.
— Что-нибудь случилось? — бодрым голосом поинтересовалась она. За рулем сидел мужчина.
— Не знаю. Не знаю, — мямлил Солсбери.
Она спрятала голову. Потом, выполняя роль посредника, спросила:
— Может, подтолкнуть?
— Нет, благодарю вас. Не надо.
Машина дала задний ход и на мгновение застыла как вкопанная. Потом со свистом пронеслась слева, и красные огоньки исчезли вдали.
Солсбери сел за руль. Придется подождать: зеленый свет уже погас. Когда он загорелся снова, Солсбери медленно поехал вперед.
Он терялся в догадках. Больно уж все необычно. К чему теперь выполнять указания? И все-таки свернул куда надо. Нашел эту железную ограду. Прошел вдоль ее бетонного основания до десятой по счету от ворот пики. Никакого послания в указанном месте не было. Поиски оказались безрезультатными.
Плохой это знак или хороший? — он этого не знал. Как и то, справился ли он со своим заданием. Если они все так замыслили с самого начала, тогда их молчание не просто жестоко — оно недоступно человеческому пониманию.
Марте он скажет, что не потерял надежды. А у самого жуткие опасения. Может, с самого начала им принято неверное решение? И с кем это он старался быть таким скрупулезно честным?
На квадратном клочке бумаги было нацарапано карандашом: «В течение восемнадцати часов». Ночью Солсбери еще верили. Кто, спрашивали они друг друга, мог знать, где деньги, кроме самого автора записки? И подбадривали друг друга: «Ну конечно же. Так и должно быть».