Субботний полдень. Малыш Хохенбаум ест зеленый виноград. Бросает по одной ягодке в рот через равные промежутки времени. Босс сидит на роскошном синем стуле, коленки вместе, руки в карманах. Подбородком уперся в ключицу. Малыш знает, что эта поза не предвещает ничего хорошего.
— И что нервничать? — замечает Малыш в промежутке между виноградинами.
Амбиелли, не изменив позы, зловеще вращает глазами.
— Если кто-то сболтнул, я вырву у него язык.
— Эх, босс, — Малыш любовным взглядом окидывает виноградную гроздь, будто на ней растут не ягоды, а доллары. — И зачем вы нервничаете?
— Я никогда не нервничаю. И никогда не стреляю холостыми патронами, — вставил он, поднимая голову. — Взгляни, там ли этот...
Суббота после полудня. Они сидели в большой гостиной, Солсбери, который так и не смог притронуться к ленчу, усердно жевал сандвич, — Марта заставила.
Она вязала. Из-под ее спиц выходило что-то ужасное, бесформенное. Аккуратные плотные ряды с каждым разом разъезжались все дальше, рукав, который, если верить подсчету, должен равномерно увеличиваться, расползался, закручивался, топорщился во все стороны и тряпкой свисал с коралловых спиц. Руки не прекращали своей работы, и она росла как гриб: бесшумно, вкривь и вкось. Края этой шерстяной плоскости были графическим изображением их отчаяния.
— Еще кофе, Чарлз? — обычным голосом спросила она.
— Нет, нет. Очень хороший сандвич. Что там?
— Спроси у Финни, — бодро ответила она. — Я рада, дорогой, что тебе понравилось.
Ни он, ни она так никогда и не узнают, с чем был сандвич.
— Да, — он чуть не подавился куском. — Очень хороший. Может, ты тоже съешь?
— Нет, дорогой. Я уже поела. И еще не проголодалась.
— Чай пить еще рано, — сказал он.
— Конечно, рано.
Когда они замолкли, в комнате сделалось очень тихо.
— Тебе не кажется, что здесь прохладновато?
— Может, затопить камин, Марта?
— О, нет. Спасибо, дорогой, не надо.
— Похоже, весна в нынешнем году поздняя.
— Судя по всему — да.
Их глаза встретились.
«О господи, — думал он, — да тут не выдержит и самое закаленное сердце». Он подсел к ней, тесно прижавшись к ее боку.
— Покажи мне, как это делается, родная.
Ее руки задвигались уверенней.
— Очень просто. Просовываешь спицу вот сюда.
— Ага.
— Потом цепляешь нить, вот так.
— Понимаю.
— И протягиваешь ее вот сюда.
— И это все?
— Не совсем. Понимаешь, это можно сделать и по-другому.