– Это уже целиком моя забота, ты здесь ни при чем.
Он побледнел и сказал: «Я этой ночью глаз не сомкнул.»
Ее рука снова нашла его руку под столом и цепко за нее схватилась: «Как замечательно прошла эта неделя, здесь, в порту, посреди тумана и дождей.»
Кельвин в ответ пожал ее руку и мягко сказал: «Да. Мы в этот туман всегда приходили со своим солнцем, верно?»
Она кивнула.
Официант принес сочную свинину, и они забыли о всех проблемах, поглощенные едой.
После ужина он спросил: «А не хочешь в кино сходить?»
– Не хочу.
– Тогда пойдем наверх, в баре посидим.
Они поднялись на третий этаж и примостились в углу у длинной помпезной стойки, у которой вечерами собирались моряки со всей Европы.
Григ подвинула свой стул поближе к огню и сказала: «В этом баре нет ничего от Колдминстера. Сюда заходишь, и хочется никогда больше отсюда не выходить.»
– Я знаю. Здорово, что мы его нашли. Кельвин взял ей еще бокал рома, она выпила его под звуки любовной песни, которую какой-то португальский моряк под гитару пел немолодой потасканной проститутке, хихикавшей на звуки незнакомого языка, словно школьница.
Григ опять ухватилась под столом за руку Кельвина и прошептала: «Нашему шведскому капитану очень сегодня здесь бы понравилось.»
– Да, пробормотал Кельвин – он заметил, что португалец все больше поворачивается в сторону Григ и адресует ей слова песни. Одним ухом он слушал песню, а в другом настойчиво звучал спокойный, уверенный голос Кристофера: «Она призрак, Кельвин, я это точно знаю.»
От звуков голоса Григ он вздрогнул: «А почему ты сегодня такой печальный?»
Кельвин поднял на нее глаза и улыбнулся. Потом он перевел взгляд на проститутку, на ее кирпично-красное лицо – она злобно оскалилась, когда поняла, что не ей поют эту непонятную, но такую приятную песенку. Матрос тем временем поднялся и, не прекращая пения, присел на табурет рядом с их столом.
– Выпить не хочешь? – спросил Кельвин у португальца. Тот улыбнулся в ответ и знаками дал понять, что не понимает по-английски. Наконец он собрался с силами и вымучил: «Но спик инглис, ми».
Подозвав официанта, Кельвин повторил вопрос по-испански – Quere?
Португалец расплылся в улыбке, попросил немного виски и с радостью кинулся разговаривать с Кельвином по-испански. Через секунду он успел прочесть пылкое любовное стихотворение Григ, и через пять минут вокруг них уже завертелась вселенская карусель, все говорили разом, не понимая друг друга, но веря, что их поймут, что-то пили, смеялись, пели. Так продолжалось часа два. Кельвин не мог нарадоваться на Григ, которая, казалось совершенно оттаяла от своих невзгод и теперь радостно щебетала неведомо с кем непонятно о чем – глаза ее сияли, лицо выражало высшую радость, но вдруг, посреди разговора, лицо ее в секунду увяло, губы сжались, их уголки как всегда опустились вниз, и холод страха отразился на всем ее лице – так снег падает за ночь на совершенно беззащитную землю, и уже нужно ждать далекой весны, чтобы снова почувствовать хоть какое-то тепло природы. Он увидел, что ее взгляд устремлен в глубину бара, посмотрел в ту же сторону, но не понял, что ее так встревожило.