Матросы тоже заметили перемену в ее настроении, смех утих и один из моряков сказал, как мог: «Мадемуазель, мы вас, кажется, утомили.»
Григ запротестовала, закричала, что готова сидеть с ними всю ночь, но праздник уже кончился, и Кельвин даже отклонил предложение моряков отправиться куда-то на танцы.
Когда они остались одни в баре, Кельвин долго молчал, а потом спросил: «Что случилось? Кого ты увидела?»
Не глядя в сторону бара, Григ ответила: – «Видишь, вон там светловолосый человек в сером костюме».
– И кто это?
– Он преподает у нас в университете.
Кельвин посмотрел на невыразительного, тщедушного человечка и увидел, как тот украдкой время от времени бросает на Григ настороженные взгляды. Поняв, что его обнаружили, он тут же отвернулся.
Кельвин в сердцах воскликнул: «Ну и черт с ним!»
– Да он самый страшный сплетник в университете. Завтра же все будут знать, что меня видели с тобой в пабе.
– Да пошли вы все к черту – и ты, и он! Ты так вообще от нашей жизни камня па камне не оставишь. Перестань всего и всех бояться!
– Я не хочу, чтобы меня выгоняли из университета, – губы ее задрожали, как-будто она собиралась расплакаться. – Зря мы сюда сегодня пришли.
Кельвин еще раз посмотрел на преподавателя, который, казалось, ничем особенным не выделялся.
– По-моему, среди мужчин не очень много любителей посплетничать. Едва ли он будет кричать об этом на каждом углу.
– Этот будет.
Кельвин замолчал. Конечно, ей лучше знать. Он оценивающе посмотрел на человека – ничего нет омерзительнее, чем мужчина-сплетник.
Кельвин резко сказал: «Я не могу больше видеть этот ужас в твоих глазах. Пойдем отсюда».
Они направились к двери, и Григ все время забегала вперед, чтобы за Кельвином ее не было видно.
Кельвин взорвался: «Да будь ты взрослой, наконец! В конце концов, он тебя уже видел.»
Выйдя за дверь, он увидел в конце коридора горящую надпись «Туалеты» и сказал: «Подожди, я сейчас.» Стоя рядом с надписью прислонившись к стене, он заметил, что из темноты лестничного пролета его разглядывает какая-то женщина, причем так, как будто они давно знакомы. У нее были густые черные лоснящиеся волосы, глаза ее были подобны фиолетовым пещерам, губы напоминали об истинном смысле слова «страсть» – лицо ее замерло, и повисло в воздухе, как маска. Кельвин не мог понять что происходит – наполовину погруженное в тень, наполовину освещенное мерцающим светом вывески, лицо продолжало разглядывать его, терпеливо ожидая пока мужчина сам подойдет. Ему пришло в голову, что он бы с готовностью улегся на ложе ее губ и уснул в тени ее глаз до скончания века. Кельвин еще раз заглянул в эти глаза – из них на него взглянула пустота, и только в глубине он разглядел собственное отражение. И вот губы ее зашевелились, и он почувствовал в себе сильный ток крови, как будто змеи поползли по венам.