– Она была беременна? И потому покончила с собой?
– Я уверен в этом. Если бы ее отец узнал, он бы… Я не знаю, что бы он сделал. И я ему ничего не сказал.
– Спасибо, доктор, – пробормотала Амалия, пожимая ему руку. – Вы мне очень помогли.
На Принсхиллз медленно опускались сумерки.
В деревне зажигались огни, в небе их примеру следовали звезды. В траве застрекотал сверчок, вскоре к нему присоединился второй. Пестрый кот бесшумно крался вдоль стены. На мгновение он остановился, сверкнул глазами в ночь и слился с ней.
Позже от ночи отделилась тень и подкралась к «Веселому кабану». Она осторожно обошла здание, отыскала открытое окно первого этажа и после нескольких неудачных попыток забралась в него. Поскольку приличные люди, согласитесь, не имеют привычки проникать в здания через окна, когда существуют двери, остается только предположить, что тень явилась с намерениями, которые трудно протащить с собой законным путем.
В отличие от тени, Амалия прошла через главный вход, поднялась по лестнице и, нимало не скрываясь, завернула в десятый номер. Дверь должна была быть опечатана, но Амалия даже не задумалась об этом. Впрочем, печати кто-то уже снял.
Оглушительно чихнув пару раз, Амалия переступила через порог. В комнате никого не было, и наша героиня зажгла свет.
– Так, – с удовлетворением сказала себе Амалия и стала обыскивать комнату.
Она начала с ящиков, затем переключилась на два небольших чемодана, стоявших у кровати. Поиски не дали, очевидно, ничего особенного, потому что то и дело Амалия разочарованно бормотала себе под нос:
– Ничего… Ничего…
Она оглядела пепельницу, стол, даже приподняла уголок ковра.
– Постойте-ка, а это что такое? Записка?
Амалия села на кровать, не заметив, что за ее спиной дверца шкафа стала тихо открываться.
– «Дорогая…», ах, черт, неразборчиво… «Дорогая Этель, надеюсь, ты…»
Амалия вскочила с постели, и вовремя. Лезвие блеснуло в воздухе, и перья из разрубленной перины столбом взметнулись к потолку.
– Отдайте записку! – прохрипела Этель Стерлинг, выпрямляясь во весь рост с устрашающим клинком в руке.
Теперь в ней не было ничего от привычного вида бедной родственницы. Голос, повадки, даже лицо – все стало другим. Стальным, жестким и застывшим.
– Дорогая Этель, – пролепетала Амалия, пятясь, – к чему эти шутки? Я просто нашла клочок бумаги…
– Нашли клочок? – Этель пронзительно рассмеялась, обходя кровать и наступая на Амалию. – Вы думаете, я хочу, чтобы меня повесили? Отдайте записку!
– Вам она так нужна, Этель?
Амалия отступала, Этель наступала.
– Значит, это вы подсыпали мышьяк Арчи, пока Брайс отвлекал прислугу?