– Ага, – кивнул Белоусов и привстал. Пригнувшись, он обежал валун и остановился.
– Ах ты, червь болотный! – закричал он во весь голос и ринулся на кого-то, вскинув, как дубину, ружьё над головой.
Иван, позабыв об утках, поспешил к казаку. То, что явилось его глазам, заставило его сердце сжаться от ужаса и негодования. С обратной стороны валуна, ближе к воде лежала на спине Тунгуска Алёна, на неё навалилась огромная мужская фигура в длинном грязном тулупе с несколькими дырками на спине. Плотно заткнув широкой ладонью рот Алёны, мужик пытался второй рукой забраться внутрь её многослойной меховой одежды. Девушка сопротивлялась изо всех сил, но справиться с великаном ей не удавалось. Белоусов размашисто стукнул насильника ружьём по хребту, и тот грязно выругался. Выпустив Тунгуску, он резко обернулся и на его раскрасневшемся лице сверкнули безумные глаза.
– Ефим! – воскликнул казак.
– Уйди, Лексеич! – зарычал здоровяк. – Уйди, не то удавлю! Оставь!
Иван весь сжался. В памяти возникла сцена, виденная им на пристани Олёкминска. Он вспомнил бешеный блеск в глазах пьяного Ефима, вспомнил могучий бросок топора в Александра Галкина. Ефим был диким существом, свирепым, страшным.
– Уйди, Лексеич, зашибу! – поднялся на ноги Ефим, набычив растрёпанную голову и потрясая заплёванной бородой.
– Стой! – рявкнул незнакомым голосом Белоусов и поднял ружьё.
Ефим разинул рот, показав зиявшие пустоты на месте выбитых когда-то передних зубов, и прыгнул вперёд. Он ринулся прямо на направленные в его грудь стволы. Ивану почудилось на мгновение, что мощная фигура Ефима затмила собой всё вокруг, будто чёрная сила брызнула из неё, как чернила, и в одно мгновение замазала весь окружающий белоснежный пейзаж. Но Белоусову ничего такого не почудилось. Он привык видеть мир таким, какой он есть. Едва свирепый мужик рванулся в его сторону, казак спустил оба крючка. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Ефим дёрнулся, вцепился руками в грудь, разрывая свой тулуп.
– Ох, ох…
– Чёрт, – сплюнул Белоусов, глядя на согнувшегося великана.
Ефим присел на корточки, дико растирая грудь, и завыл. Вдруг он напружинился, поджался по-тигриному и вновь прыгнул на Белоусова. Тот, правда, успел предварительно отступить и встретил рассвирепевшего Ефима мощнейшим ударом приклада в голову. Раздался громкий хруст. Могучая фигура нападавшего развернулась, взмахнув сразу обмякшими ручищами, и шумно упала в снег, подмяв затрещавшие ветви кустарника. Свалившись, Ефим захрипел, начал кашлять, потом мелко задёргал руками и громко застонал. В следующую секунду его стон сделался похожим на тонкий свист ветра, Ефим дважды икнул, подавился воздухом и затих.